Фотограф Валерий Плотников рассказал о своей работе с Владимиром Высоцким

2025-07-25T09:17:57Z — 25 июля 1980 года умер Владимир Высоцкий. Фотограф Валерий Плотников снял важные моменты прощания поклонников с любимым поэтом и артистом. Он рассказал RT, как остался ночевать в опустевшем Театре на Таганке и с крыши запечатлел толпы людей, а также о том, как и где он снимал фотосессии Высоцкого с Мариной Влади.

— Как вы познакомились с Владимиром Высоцким?

— Наше знакомство произошло в 1967 году. Он снимался на «Ленфильме» в главной роли у режиссёра Геннадия Полоки в фильме «Интервенция». Высоцкий там был прекрасен. Тогда всё казалось ещё впереди. Володя очень рассчитывал на этот фильм. Во-первых, Полока на тот момент был уже достаточно известным режиссёром. Во-вторых, Высоцкий должен был петь в этой картине свои песни. И что ещё было важно для него, в фильме снимались замечательные актёры. Одну из его песен с одесским колоритом исполнял Ефим Копелян: «Губернский розыск рассылает телеграммы, что вся Одесса переполнена ворами...»

Ассистентом на съёмках этой картины работала Галина Дроздецкая, которая в тот момент была одним из руководителей клуба авторской песни «Восток» в Ленинграде. Она решила, что меня непременно надо познакомить с Высоцким, хотя я на тот момент был всего-навсего второкурсником операторского факультета ВГИКа.

Высоцкий как-то сразу расположился ко мне. А я, в силу своего то ли возраста, то ли максимализма, то ли, напротив, поверхностности, спросил его: «Сколько ты получаешь в театре?» Он назвал сумму, которая меня удивила: не то 58, не то 68 рублей в месяц. — «Что, такая зарплата?» Он говорит: «Да, у нас в театре так». А тогда во многом привилегии зависели от статуса театра. Если это был театр союзного подчинения, где все мечтали служить, как Малый театр или БДТ, то, конечно, там были и зарплаты, и звания, и машины. А в Театре на Таганке за всё моё знакомство с ним никого машиной не наградили. Там можно было годами служить — и не получить ничего: ни квартиры, ни звания, ни достойной зарплаты. Но сейчас я бы такого вопроса Высоцкому точно не задал.

— Вы на тот момент уже были знакомы с его творчеством?

— Не могу сказать, был ли я знаком с его творчеством. Какие-то песни я знал, потому что у нас в общежитии многие пели его песни, но зачастую даже не зная, чья это песня: Галича, Городецкого или Высоцкого.

— Вы запечатлели первое выступление Владимира Высоцкого как исполнителя своих песен в 1967 году. Оно состоялось в клубе самодеятельной песни «Восток» на сцене Дома культуры работников пищевой промышленности. Эти фото можно встретить в интернете, но чаще всего подпись фотографа под ними отсутствует. Как проходили съёмки того первого концерта Высоцкого-певца?— Хронологически этот концерт, который я снял, на самом деле второй. Потому что на первом я только присутствовал и придумал этот кадр: чтобы было много-много микрофонов, чтобы Володино лицо, как мухами, было бы осыпано этими микрофонами. Но когда я пришёл, то увидел, что микрофонов мало и среди них почти всё лицо закрывал чудовищный микрофон от магнитофона «Днепр» размером с ладонь. Но мне повезло, что один микрофон стоял чуть в стороне. И я быстро изменил идею и выстроил ракурс так, что микрофон превратился в клоунскую нашлёпку. Высоцкий обратил внимание на то, как из репортажной фотографии можно сделать такой запоминающийся кадр.

У меня сохранился лист контролек, маленьких кадров с негатива, где перемежаются концерт Высоцкого в ДК и съёмки на «Ленфильме». Тогда для меня, студента со стипендией 28 рублей, было дорого печатать большие фотографии. Я делал контрольки и отдавал их, чтобы человек знал, что это есть, это снято. И если понадобится, то можно обратиться и распечатать по номерам нужный кадр. Когда Володи уже не стало, мне позвонила Нина Максимовна и сказала: «Валерий, вы знаете, я разбирала Володин архив и нашла лист ваших контролек. Может быть, он вам понадобится».

— Чем ещё запомнилась вам та первая фотосессия с Высоцким?

— Мне невероятно повезло. Мы шли с Высоцким по «Ленфильму», и вдруг навстречу нам три девушки, которые в фильме «Интервенция» танцевали канкан. Одну из них звали Наталья. И вдруг Володя бросился к её ногам и сказал: «Натали, утоли, я молю». Позднее я снял этих девушек на Каменноостровском проспекте. А спустя много времени опубликовал эту цитату Высоцкого в подписи под этой фотографией.

Он тогда останавливался в гостинице «Октябрьская», где «Ленфильм» селил недорогих и ненародных артистов, — в этом огромном муравейнике напротив Николаевского вокзала, чтобы было удобно забирать на съёмки. А сразу после съёмок они приезжали за вещами в гостиницу, потом переходили к вокзалу через площадь — и до свидания. И я утром зашёл за Высоцким на правах хозяина и пригласил к себе домой. Мы жили недалеко, на другой стороне Невского проспекта. Мы пошли с ним в буфет, и я, как бывалый, говорю ему: «Ну что, будем пить?»

Но так сложилась жизнь, что сам я не пил. Мне это было невкусно и неинтересно. С трудом мог выпить вина, но водки или коньяка не пил совсем. И это при том, что я служил, прошёл Северный военно-морской флот. Когда мне пытались налить, я говорил: «Спасибо, я не пью». И тогда сразу летел вопрос: «Ты что, больной?»

Было такое представление, что если человек творческий, то он непременно должен пить. А иначе какой же он талант? Эдуард Володарский во ВГИКе просто говорил мне: «Плотников, выйди в коридор, от твоего вида водка скисает».

А ещё как вариант — восхищались: «Какая у тебя сила воли!» Но никакой силы воли мне не требовалось. Так был устроен мой организм. Высоцкий знал о том, что я не пью. Сам он постоянно боролся со своей алкогольной зависимостью. И когда ему нужно было вытащить себя из компании пьющих товарищей, уберечься от срыва, он звонил мне и просил помочь ему в этом трудном деле. Мне было приятно, что даже в таком состоянии он понимал, что я могу его выручить.

— Вы можете сказать, что дружили с Высоцким? — Нет. Абсолютно точно, что нет.

— Это скромность?

— Нет, это реальность. После его смерти многие стали записывать себя в его друзья.

За годы нашего знакомства с Высоцким я успел понаблюдать за ним. Володя не мог долго оставаться один и всегда окружал себя людьми. Он выдвигал себе человека в друзья.

Я долгое время думал, что песня «Ах, милый Ваня, я гуляю по Парижу» — обращение к Ивану Дыховичному. Но мне аргументированно доказали, что она посвящена Ивану Бортнику.

Был у него друг Всеволод Абдулов. Но вот странная вещь. Володя настоял на том, чтобы Сева сыграл предателя и труса в фильме «Место встречи изменить нельзя». Это было бы слишком просто — считать, что если актёр играет подлеца, то он и по жизни подлец. Но Володя хорошо чувствовал людей. Хотя не могу сказать, чтобы Сева так ссылался на дружбу с Высоцким, как это делал Валерий Золотухин. Тот после ухода Володи заявлял, что был его близким другом. У него был даже документ: анкета, которую ещё в 1960-х Высоцкий заполнил для какой-то газеты. На вопрос «Кто твои друзья?» — он написал: Золотухин. И с этим Валерий гастролировал потом по всей стране и собирал полные залы. Он был потрясающий лицедей.

— У вас был ряд фотосессий с Высоцким. И одна из них — в паре с Мариной Влади. Эта серия фотографий, на мой взгляд, голливудского уровня. Как и где она проходила?

— Эту съёмку, как сказали бы сейчас, я спродюсировал от начала до конца. Это была моя инициатива. У Высоцкого есть песня: «Выходи! Я тебе посвищу серенаду! Кто тебе серенаду ещё посвистит?» И я сказал ему тогда: «Володя, давай мы это реализуем. Посвисти у меня». И он согласился. Они пришли вдвоём с Мариной. Володя был хмурый, настроенный негативно. Ему было некомфортно.

В этой серии есть два фото, которые надо смотреть рядом. На них отлично видно его настроение. Он пришёл на съёмку кислый-кислый. Я не выдержал: «Володя, ну что ты такой?» И Марина его передразнила, показала, какой он, не глядя на мужа. И вдруг он на это отреагировал. Мы долго снимали тогда, прежде чем он смягчился. Володе тогда уже было тяжело.

На этих фото мне удалось поймать весь драматизм их отношений. Было видно, что в этой паре она его обожает, а он, я бы сказал, соглашается с этим. Марина смотрит на меня. Это взгляд женщины, в которой столько любви, столько обожания. Так сложилось, что я наблюдательный человек и всегда фиксирую детали, откладываю в своей памяти такие истории и ситуации. В общем, я смотрел тогда на это, и мне было грустно.

— Это была фотостудия?

— Студии у меня тогда не было. На прощание я снял общий план, чтобы показать, в каких условиях проходила работа. Съёмка проходила в Камергерском проезде в квартире Светланы Собиновой, где я тогда жил. На этом доме сейчас есть мемориальные таблички Леонида Собинова, известного русского тенора (Светлана была его дочерью), и писателя Льва Кассиля, её супруга. Квартира была пожалована Леониду Собинову советской властью за его выбор остаться на родине после революции. В отличие от Фёдора Шаляпина, который покинул страну, Собинов из гастролей в Крыму, где его застала Гражданская война, вернулся в Москву. Это были два величайших артиста того времени. А внучка Леонида Собинова, Ирина, — мать моих детей, Степана и Ксении.

Съёмки проходили на кухне, которая в принципе была большой площади, но я ещё присоединил к ней комнату прислуги. Получился замечательный объём.

— Откуда у вас был такой реквизит и свет?— Кубы, на которых я снимал своих героев, мне остались после югославской выставки, которая прошла в Москве. Организаторам не было нужды увозить их с собой в Югославию — оставили мне. И слава богу, мне тогда было где это держать.

Со светом я сначала никак не мог понять: как за рубежом снимают с таким рассеянным дневным светом? А потом в глянцевом журнале увидел мастерскую известного фотографа и понял, что он снимает, направляя свет в белый зонт. Это была простая вещь. Я пошёл в Гостиный Двор, купил большой мужской зонт. Изнутри покрасил его белой эмалевой краской. А затем методом проб и ошибок собрал вместе прибор из трёх советских импульсных ламп.

С этим светом была забавная история. Я снимал пианиста Святослава Рихтера у него на квартире. А он, помимо всего прочего, собирал тогда живопись художников андеграунда. И все думали, что на стене у него висит одна из таких картин. Спрашивали: «Чья это работа?» А на самом деле это было отражение моего осветительного прибора из трёх лампочек «Луч». Вот и вся разгадка.

Машины у меня тогда тоже не было. И особенно трогательно выглядело моё перемещение зимой по метро с аппаратурой и раскрытым зонтом. Сложить его было нельзя, иначе вся белая краска осыпалась бы. Народ смотрел на меня как на городского сумасшедшего.

— Кого ещё вы снимали на кухне в Камергерском переулке?

— Михаила Боярского, Булата Окуджаву, Аркадия Райкина. Там я делал первые фотографии Андрея Миронова. Снимал его родителей — Александра Менакера и Марию Миронову.

Единственное, что мне не нравилось в моей импровизированной студии, — кафельный пол, который виден на фотографиях. Это было несовременно. И я помню, как в редакцию журнала «Советский экран», где было опубликовано одно из фото, пришло письмо от возмущённого автора, почему я снимаю его любимых актёров в общественном туалете.

— Над какими проектами вы ещё работали с Высоцким?

— Например, фотосессия с бородой. Об этой съёмке он попросил, когда вернулся из поездки по миру с Мариной Влади. За время путешествия он отрастил роскошную бороду. Тогда же он привёз мне от Михаила Шемякина, моего одноклассника, приветы и фотоплёнку. И это было совершенно потрясающе. Как я уже сказал, у нас с Высоцким не было дружеских отношений — и даже товарищеских. Я снимал его, потому что понимал, что он уникальный талант.

Бородатая серия была сделана для обложки его диска-гиганта, который выходил на студии звукозаписи «Мелодия», и для кинопроб на «Мосфильм», где должны были начаться съёмки картины о Емельяне Пугачёве.

Володя и Марина этим безумно загорелись. Для них тогда открылась уникальная возможность быть вместе, не разрываясь на две страны. Марина теряла много предложений, когда приезжала в Москву, чтобы какое-то время жить здесь с мужем, а потом была вынуждена уезжать к себе. Семейной жизни у них не получалось. А съёмки в одном фильме сразу решали много проблем. Я помню, как Высоцкий мне рассказывал, что они с Мариной наконец смогут пожить свободно. Ей не нужно будет каждый раз делать визу, потому что будет разрешение на работу для съёмок. Высоцкий должен был пробоваться на Емельяна Пугачёва, а Марина Влади — на роль Екатерины Второй.

— Как вы узнали о смерти Владимира Высоцкого?— Поскольку я много работал со знаменитостями, то мне зачастую звонили люди по разным поводам. Спрашивали, например, а правда ли, что Алла Пугачёва утюгом ударила своего мужа Александра Стефановича? А правда, что Райкин умер? Я был для многих информационной службой, вместо интернета.

И тут мне позвонили и спрашивают: «А правда Высоцкий умер?» Я сказал звонившим, что завтра увижусь с Володей в театре и потом всё расскажу. У нас действительно была назначена встреча на следующий день, но, к сожалению, стёрся из памяти её повод. Мы никогда не встречались с ним, чтобы выпить кофе или побеседовать. Только когда у него были какие-то дела или у меня были к нему какие-то предложения.

Я думал, что слухи о смерти Высоцкого — скорее всего, ложь. Чтобы это понять, надо воспроизвести исторический пейзаж. В тот момент жизнь вокруг Володи складывалась просто потрясающе. У него наконец была своя квартира. В театре они с Аллой Демидовой репетировали новый спектакль. На Одесской киностудии собирались снимать фильм по его сценарию.

И при этом Володя словно понимал, что это всё уже не для него. Что ему не успеть во всём этом пожить. Незадолго перед этим я видел Володю, и он очень плохо выглядел.

Высоцкий в последнее время, перед смертью, как я для себя это называл, был «чёрен лицом».

Я человек наблюдательный. И в моей жизни случилось, что я видел какого-то человека, который действительно через какое-то время уходил из жизни. Так же, кстати, было у меня с Сергеем Довлатовым, которого я снимал в Нью-Йорке. Я его тогда буквально за горло взял, чтобы сделать его фото. И только потом уже, когда его не стало, понял, что он отказывался вовсе не из-за кокетства, а ему действительно было уже не до того. Он как будто был уже в другом мире.

И то же самое я увидел в Высоцком. У него уже не было сил. Я мог об этом судить, потому что достаточно долго его знал и видел не раз.

— И на следующий день вы поехали в Театр на Таганке на встречу с Высоцким? — Да, на следующий день, действительно, я поехал на Таганку. Вышел из метро, подошёл к театру и увидел в окне его фотографию и маленький аккуратный белый листочек с сообщением о смерти Высоцкого. И тут я понял, что на этот раз всё правда.

— Как возник ваш план съёмки прощания с Высоцким 28 июля 1980 года?

— Это был уже жизненный опыт. Я хорошо знал Лилю Брик, знал историю смерти и похорон Маяковского, этого огромного поэта советской власти. Как его похороны устраивал НКВД, как гроб его везли в машине, декорированной под броневик, а за рулём сидел журналист Михаил Кольцов. Я знал всю историю смерти Бориса Пастернака в Переделкино.

И меня поражало, что этих великих людей провожало так много народу, но от прощания с ними не осталось почти ничего. И моё дело, по-настоящему моё — это всё зафиксировать. Чтобы это не ушло, как с Пастернаком, как с Маяковским.

Я понимал, что прощаться с Высоцким придёт много людей. Но я даже приблизительно не мог предвидеть, что людей будет настолько много, учитывая время Олимпиады в Москве.

Я всё предусмотрел и остался ночевать в театре, чтобы с утра не нужно было пытаться пройти сквозь кордоны. Было жутковато, но в ту ночь театр, который я хорошо знал, был весь мой. Я составил в ряд четыре венских стула и пытался на них уснуть.

В то время не было никаких круглосуточных магазинов и буфетов, не было возможности заказать еду. Я не помню, что я пил и как обходился без еды. Помню только, что эти четыре стула были жёсткие и узкие. А около четырёх часов утра начал кричать петух. Дело в том, что в спектакле «Гамлет» был настоящий петух, которого держал за лапы ассистент режиссёра, дёргал его, чтобы тот хлопал крыльями, а в это время включали магнитофонную запись утреннего петушиного крика. И вот когда начало светать, петуху пришло время кричать по-настоящему.

Я лежал без сна и думал: как я выдержу этот день — без сна, без еды, без питья, а тут ещё петух орёт. В 05:30 я подошёл к окну и увидел, что привезли гроб с телом Владимира Высоцкого и на руках заносят его в помещение. Это был его последний приезд в Театр на Таганке. Такого кадра нет больше ни у кого.

В театре начали готовить сцену. У Юрия Любимова была своя драматургия, своё представление о том, как должно быть выстроено прощание с Высоцким.

Я снимал с крыши театра, как сотрудники милиции «вырезали» площадь перед театром — так они называли периметр оцепления. На фото видно, что уже собираются поклонники, что много людей в форме и милицейских машин. К десяти утра площадь подготовили к выносу гроба и прощанию с Высоцким.

— Вы снимали в зале, где проходила панихида?

— В самом театре я не снимал, потому что знал: это снимут и без меня. Я прекрасно понимал, что съёмки, когда выносят гроб из театра, неинформативны и неэмоциональны. На поднятых руках можно выносить кого угодно. На фотографии это не отобразится. А когда говорят: «Сотни тысяч людей собрались, чтобы проститься», фото должно это показать. Нужно снять так, чтобы это было видно.

И так как я хорошо знал театр, то вылез на крышу и снимал сверху. Внизу среди милиционеров в белых рубашках, я помню, ходил важный генерал, который крикнул мне: «Молодой человек, спуститесь с крыши, я вас арестую». Но я не стал к нему спускаться.

Я забрался на истлевший карниз, рискуя сорваться и обрадовать генерала, прилетев к нему прямо в руки. Но разбившийся Плотников ничего не снимет.

Потом было прощание на кладбище: старший сын Никита, младший Аркадий, отец, мать, мачеха, Марина Влади с сыном, Николай Дупак, Юрий Любимов, Вадим Туманов, Валерий Янклович, Станислав Говорухин, Юрий Медведев, Александр Иншаков, Нина Шацкая...

— У гроба стояли вместе женщины, которые в разное время были в его жизни?

— Была жена Марина Влади. Была бывшая жена Людмила Абрамова. И была Татьяна Иваненко — правда, только на прощании в театре. Об их отношениях знали многие товарищи по цеху. Это было сложно скрыть.

Мы с Татьяной учились во ВГИКе. Внешне она была просто Брижит Бордо. Юрий Любимов взял тогда нескольких актёров из выпуска: Виктора Семёнова, который одно время был даже завтруппой в театре, Дальвина Щербакова, который играл Мастера, Татьяну Иваненко и кого-то ещё. У Татьяны с Володей роман начался ещё до встречи Высоцкого с Мариной Влади. Татьяна позволяла себе довольно дерзкие выходки по отношению к сопернице. Но когда Высоцкий и Влади поженились, он отношения с Иваненко прекратил. Татьяна повела себя достойно, притом что в этот момент она была беременна от него. Сказала, что родит этого ребёнка для себя, ни на что не претендуя. Они расстались, она родила дочь. До конца жизни Татьяна хранила молчание об их отношениях. На многочисленные просьбы об интервью отвечала отказом. Их внучка, кстати, живёт в Москве. Я с ней наконец недавно познакомился.

Читайте также: