Блистательному журналисту Геннадию Бочарову исполнилось 90 лет

2025-09-24T21:00:04Z — Журналист Геннадий Бочаров рассказывает о главных событиях в его карьере и жизни. Интервью Андрея Ванденко

---

Журналист Геннадий Бочаров. Фото: Юрий Лепский/РГ

Лично мне известны только три явления природы, которые так или иначе противоречат закону всемирного тяготения.

Это деревья. Укорененные в земле, они немыслимым образом дорастают до поднебесья.

Это небо, которое не падает на землю, даже отягощенное облаками.

Это Геннадий Бочаров. Мой друг, блистательный журналист, лучший из репортеров новейшего времени, пишущих на русском языке.

Геннадий Бочаров во время одной из многочисленных командировок по миру. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

Он - автор великолепных творческих взлетов. Его публикации о спортсмене и пловце Шаварше Карапетяне, спасшем пассажиров затонувшего троллейбуса, о подвиге стюардессы Нади Курченко, о писателе Василии Шукшине, о летчике Козловском подняли автора на недосягаемую для других профессиональную высоту. Герои его очерков и репортажей становились героями страны благодаря удивительному таланту и мужеству журналиста.

Он начинал свою профессиональную жизнь донецким шахтером в глубоком штреке шахты "3-бис". И оттуда вопреки законам всемирного тяготения и идеологических перегрузок поднялся далеко в небо, к своей любимой теме - авиации и космонавтике. Публикациями и в этой теме он произвел сильнейшее впечатление и даже стал членом Международного фонда авиационной безопасности.

Не хочу, чтобы у вас создалось ложное впечатление о легкости этого стремительного профессионального подъема. Когда-то давно мне, молодому начинающему журналисту он сказал, что не может писать больше четырех страниц в день. Почему? - удивленно спросил я его. И он объяснил мне, наивному, что написанные четыре страницы выжимают его как лимон, он устает, как грузчик вагонов с углем. Спустя много лет профессиональной работы я понимаю его как никто.

Сборник очерков Константина Симонова с автографом. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

Его подъем был тяжелым и тогда, когда над южным морем он находился в самолете, у которого загорелся двигатель, и тогда, когда в Афгане приходилось взбираться на броню БТРа, ожидая спиной душманскую пулю.

Порой его подъем был почти невыносимым. Его любимый сын Дима умер от проклятой болезни молодым, в расцвете сил. Талантливый писатель, прекрасный человек… Он тащит груз этой потери и по сей день. Я могу только догадываться, как ему тяжело.

Есть и еще минимум два тяжелейших "мешка", которые он тянет в гору. Говорить о них публично не могу: это его суверенная частная жизнь. Что ему помогает на этой тропе? Верность друзей, понимающих масштаб и его дарования, и человеческий масштаб. Любовь жены, голоса внуков и правнуков. И память. Память о том, что было. Великий поэт сказал, что "время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии".

Однажды к нему в гости приехал великий Габриэль Гарсиа Маркес. Вошел в подъезд дома, где жил Бочаров, нажал кнопку лифта. Лифт не работал

Однажды к нему в гости приехал великий Габриэль Гарсиа Маркес. Вошел в подъезд дома, где жил Бочаров, нажал кнопку лифта. Лифт не работал. И Маркес стал подниматься на шестнадцатый этаж пешком. Шаг за шагом. Многим коллегам, чтобы подняться к вершине Бочарова, требуются годы. Лифт для таких подъемов тоже бездействует. Но те, кому удалось проделать этот путь, понимают: им повезло, как высоким деревьям, которые видят солнце даже на закате, когда все уже окутано сумеречной тьмой.

Самолет, который Геннадий Бочаров лично пилотировал над Ла-Маншем целых 12 минут. Великобритания. Конец 90-х. Фото: Из книги Бочарова

Я хотел бы подарить ему дерево. Например ясень. Они поймут друг друга: и дерево, и Бочаров умеют расти вверх, преодолевая тяготы жизни.

Беседа с Андреем Ванденко

Геннадий Бочаров. Человек преодолевший

Король советских репортеров и любимый автор "Родины" отмечает девяностолетие

Андрей Ванденко

25 сентября легендарному очеркисту Геннадию Бочарову, именуемому в профессиональном мире коротко и емко - Гек, исполнилось девяносто. Ну кто же в это поверит?

Удержался от соблазна спросить заслуженного аксакала о секрете долголетия, решив не обижать его дежурно-банальным вопросом. Ответ очевиден: Геннадию Николаевичу по-прежнему интересны люди и дороги, доказательством чему - свежая рукопись на рабочем столе. Да, как и полвека назад, Бочаров предпочитает не печатать тексты на машинке или набирать на компьютере, а писать от руки, правя по несколько раз каждую строчку.

Тут же, на столе, красиво иллюстрированная книжечка "Вначале была вечность", отдельная глава которой адресована правнукам. Эпиграф: "Попытка осмыслить бессмысленное". В этом тоже виден неподвластный возрасту Гек: ирония - верный признак живости ума. Ведь так?

Об автопортрете и письмах Ильи Репина

- Том или Гек, Геннадий Николаевич?

- Скорее, Том. Плюс Гек.

Вырос я в Донбассе в поселке Красная Звезда при шахте "Капитальная". Единственный экземпляр книги "Приключения Тома Сойера" мы читали по очереди. Как известно, у Марка Твена был роман и про Гекльберри Финна, но в нашу школьную библиотеку его, видимо, не завезли...

- И все же: кто из двоих вам ближе по характеру? Они ведь очень разные, эти пацаны.

- Не знаю. Никогда не задумывался. Если уж выбирать, то лучше между гайдаровскими Чуком и Геком...

Понимаю, чем вызваны ваши вопросы, но в эту сторону можете не копать, ничего не нароете.

В детстве меня не называли Геком. Разве что Гешкой в старших классах. Не вспомню, когда прицепилось прозвище. Видимо, уже в "Комсомольской правде" в 60-е годы, но точно не в школе.

Рисунок Бочарова "Гек с дохлой кошкой". На обороте дата - 1945 год. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

- Странно. Как же рисунок "Гек с дохлой кошкой", сделанный вами в десятилетнем возрасте?

- Да, было дело, нарисовал. Почему-то так подписал, не придав значения.

Ценность автопортрета не в художественных достоинствах, а в том, что чудом удалось его сохранить при всех переездах и грандиозных жизненных перекрутах.

Все-таки 1945 год, только закончилась Великая Отечественная…

Словом, ни с Томом, ни с Геком я себя не сравнивал. Моими героями были знаменитые летчики. Виктор Талалихин, Валерий Чкалов... Веранда в нашем доме была завешана фотографиями самолетов. И я мечтал летать, собирался в Чугуевское военное авиаучилище. Чтобы пройти медкомиссию, даже удалил гланды без анестезии. Но получил отказ. Завернули документы из-за того, что дядя Вася сидел в немецком плену, а потом оказался в Штатах. На родину он вернулся, кажется, в 1948-м. Или в 1949-м.

- А вы когда поступали?

- В 1953-м. В анкете требовалось указывать, есть ли среди родни репрессированные, находившиеся на оккупированной территории и в плену...

Дядя Вася прекрасно играл на гитаре, пианино. Он был инженером. У нас шахтерская семья, отец учился в горном институте в Днепропетровске. Как и тетя Люда, его родная сестра. Они работали маркшейдерами.

Поэтому, кстати, и автопортрет с котом я исполнил в цвете. Яркий, как игрушка. Все вокруг было серым, унылым - шахтерский поселок. А у нас дома сохранились туши. Они выдавались для измерений…

Дом Бочаровых, который заняли немцы. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

Еще воспоминанием поделюсь. Отлично рисовал мой дед Николай Яковлевич. Особенно ему удавались лошади. Согласно семейной легенде, после смерти дедушки сохранились адресованные ему письма Ильи Репина. Я пытался найти объяснение этому. Выяснил: вторая жена художника в девичестве носила фамилию Бочарова, а мой дед, как и Репин, был родом из Чугуева, что в Харьковской губернии.

Они могли как-то найти друг друга, потом завязалась переписка.

С младшим братом Аркадием. 1943 год. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

После войны все голодали. Мы тогда жили под одной крышей - мама, мой младший брат Аркадий, тетя Люда, дядя Вася. Отец вернулся с войны позже, пешком прошагав две тысячи километров через Польшу…

В какой-то момент жрать стало совсем нечего. Я с пацанами ходил в лес, после дождя собирал с пней небольших улиток, которых бабушка или мама варили, жарили, а мы лопали за милую душу… Вот тетя Люда и решила отправить письма знаменитого земляка в редакцию журнала "Огонек". Рассчитывала получить гонорар. Хоть что-нибудь. Ждали долго, увы, из Москвы не пришло ни привета, ни ответа.

Все кануло без следа. До сих пор помню, как сокрушалась тетка.

Об Иосифе Кобзоне и черном пакете

- У вас осталась родня на Украине?

- У меня уже нет. У жены Татьяны - да. Тяжело об этом рассказывать.

Тети Люды, дяди Васи тоже давно нет. В 2024-м в Херсоне умерла еще одна тетя - Оля. Ей был сто один год. В свое время преподавала игру на фортепиано в знаменитом музыкальном училище в Артемовске. Среди прочих учила и Иосифа Кобзона. С ним познакомился я давным-давно, когда работал в "Комсомольской правде". Известные люди часто бывали в редакции, встречались мы и на различных съездах, фестивалях. Знакомство переросло в приятельство.

Однажды мне понадобились серьезные деньги: власти выделили "Комсомолке" два или три "Москвича". Покупка автомобиля тогда являлась делом сверхтрудным. Мне машина была не нужна. Да и деньгами такими я не располагал. "Москвич" хотел купить муж родной сестры моей Таты. И нужная сумма у него имелась. Но жили-то они в Харькове, а машина продавалась в Москве. Ждать никто не стал бы.

Первые месяцы в "Комсомольской правде". Впереди - 17 редакционных лет. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

Я позвонил Кобзону, объяснил ситуацию. Он говорит: "Приезжай завтра к десяти к Гнесинке".

В назначенное время я стоял на месте. Вскоре примчался Иосиф. Открыл багажник, достал походивший на баул плотно набитый полиэтиленовый пакет, протянул мне: "Извини, мелкие купюры, крупных не хватило. Последние взял у Азария".

Азарий Плисецкий - родной брат Майи Михайловны.

Так и сложилось. Машину выкупили. Деньги Кобзону вернули. Собственно, вся история.

Если решите использовать ее в интервью, напишите в точности, как рассказал.

- Почему делаете на этом акцент?

- Увы, имею негативный опыт…

Однажды сравнил современную журналистику с электронной щебенкой и вынужден повторить эти слова.

Пожалуй, самый яркий пример связан с великим Габриэлем Гарсиа Маркесом, лауреатом Нобелевской премии. Не стану утверждать, что мы дружили, но встречались неоднократно, как-то он побывал в гостях у меня в Москве. Не раз пересказывал этот эпизод в интервью, именно его и умудрялись переврать.

О Габриэле Маркесе и сломанном лифте

- Расскажите, как было на самом деле.

- "Чайку", выделенную правительством Москвы Маркесу и его жене Мерседес, я встречал у подъезда дома со своим пятнадцатилетним сыном. У Димы воспалилось среднее ухо, и его голова была карикатурно перебинтована. Маркес в шутку спросил, не из Вьетнама ли вернулся мальчик, куда он сам летал незадолго до этого. Дима серьезно ответил: нет.

C Габриелем Гарсиа Маркесом. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

Я сказал: "Увы, оба лифта сдохли. А мы живем на последнем, шестнадцатом этаже". Володя Висенский, блестящий журналист и испанист, приехавший с гостями, перевел мои слова. Маркес переглянулся с женой: за два месяца до путешествия в Москву писателю сделали сложнейшую операцию. Плюс возраст - 57 лет.

Выход предложил Дима: "Можем подняться в соседнем подъезде, там лифты работают. Далее - через люк на чердак. Дойдем до нашей площадки".

Подозреваю, сын не раз проделывал этот маршрут с дворовыми дружками.

Маркес отреагировал мгновенно: "Я боюсь паутины". Вариант с чердаком отвергли, решили идти вверх.

Поднимались двадцать минут, с передышками. Когда вошли в квартиру, и Маркесы уселись в мягкие кресла, Мерседес сказала: "Габо, впервые за время поездки мы заработали на ужин физическим трудом".

После полуночи и пяти часов застолья шли снова пешком - лифты так и не починили. Половина лампочек над лестничными маршами не горела. Спуск оказался труднее. На выходе из подъезда Маркес вынес вердикт: "Социализм!"

Обнялись на прощание. Габриэль приобнял и Диму, сказал: "До встречи".

Сын мой прожил недолго. Нет и Маркеса. Но их встреча все же произошла: встретились, правда, не они, а их тексты. Оба автора - во всемирной антологии прозы. Не мне, отцу, судить о критериях.

- А что исказили-то коллеги, записывавшие ваш рассказ?

- Один написал про двенадцатый этаж, второй - про девятый, третий - про седьмой… Могли бы спросить, если забыли. Врать-то зачем? В журналистике не бывает мелочей. Точность - в деталях!

О Большом театре и Льве Толстом

- Неужели вы никогда не ошибались?

- Нет! И даже немножко горжусь, что за шестьдесят лет работы в профессии не получил ни одной рекламации. Никто из моих героев не возражал против написанного, не сказал, что я перепутал или исказил.

Для меня это было неприемлемо. Может, в чем-то везло, но я проверял - все и всегда. Всегда!

Да, встречались люди, которые ненавидели или крайне критически относились к тому, что я делал. Уверен, и сейчас есть такие. Летучки по моим публикациям в Голубом зале "Комсомолки" порой продолжались по три-четыре часа. У меня сохранилось около сорока стенограмм.

Был сотрудник, который поднимался в конце обсуждения, когда все высказались, и говорил: "Поймите правильно, я хорошо отношусь к творчеству Геннадия, но его последний материал невыносим!"

Картина повторялась из месяца в месяц, на любую мою публикацию он реагировал одними и теми же словами. Потрясающе! Это походило на анекдот.

- Не самый смешной.

- Ну да, тем более что товарищ явно выступал не по делу. Лишь бы прицепиться!

На реальные замечания, допустим, Бориса Панкина, которого считаю лучшим главным редактором в своей жизни, я, конечно, обращал внимание.

Надо сказать, Панкину меня навязал ЦК комсомола, заставив взять на должность завотделом, чтобы я мог получить квартиру в Москве. Думаю, Борис Дмитриевич изначально ненавидел меня, но потом - ничего, сработались.

Могу рассказать много историй о взаимоотношениях с коллегами, но хотел бы избежать высокопарных рассуждений или нравоучений о журналистике.

Не люблю выражение "Я так вижу". Оно бессмысленно-универсальное и позволяет оправдать любую ерунду. Я же всю жизнь описывал лишь то, в чем был уверен. Еще вот эта фраза в репортажах бесит: "Он подумал". Да откуда посторонний человек может знать, кто и о чем подумал?!

Приукрашивал ли я картинку? Да, что-то конструировал, докручивал до логического конца, но не сочинял с нуля. Об этом однажды хорошо сказал Саша Кармен, двадцать с лишним лет проработавший собкором в странах Латинской Америки: то, что написал Гек, становилось законом.

Я такой, какой есть. У меня нет высшего образования, ни разу не был в Большом театре, не прочел роман "Война и мир". Есть много того, о чем другие, наверное, предпочли бы промолчать, но не я.

- С этого места давайте поподробнее. Вы реально никогда не ходили в Большой?

- Не переступал порог.

- Но почему?

- Не знаю. Не сложилось. Не было желания.

При этом учтите: многолетняя соседка по дому и наша с женой ближайшая подруга - заслуженная артистка России, профессор Московской консерватории, а в прошлом солистка Большого Клара Григорьевна Кадинская. Живем на лестничной площадке дверь в дверь. Понимаете? Она много раз звала в театр, на концерты своих учеников в консерваторию, но я так и не пошел.

- А "Война и мир"?

- Начинал несколько раз и оставлял. Не смог втянуться, увлечься.

И "Тихий Дон" не читал. Даже попыток не делал. Ну, неинтересно мне. Зачем себя мучить?

А вот "Взгляни на дом свой, ангел" Томаса Вулфа или, допустим, "Триумфальную арку" Эриха-Марии Ремарка прочел с удовольствием. Как и многие книги Габриэля Гарсиа Маркеса.

Об афганском изломе и русской рулетке

- Хотя бы киноэпопею Сергея Бондарчука по роману Льва Николаевича смотрели?

- Видел, да. Тоже не произвела ошеломляющего впечатления. Гораздо больше понравился фильм тех лет "На семи ветрах", камерная история о любви и войне.

А эти батальные сцены, где смешались в кучу кони, люди…

Я сталкивался с тремя потрясающими проявлениями энергии: сход ледников на Памире, открытый шторм в Атлантике и исполнение симфоническим оркестром "Реквиема" Моцарта.

Вот то, что по-настоящему люблю. По мощи и масштабу эти стихии ни с чем не сравнить.

"И он мне будет говорить, что он не верблюд?!" Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

А остальное… Ну какое для меня имеет значение, сколько лошадей в кадре - сто или девятьсот?

Помню, сняли "Афганский излом" с итальянцем Микеле Плачидо. Фальшь, а не фильм! Режиссер позвал на премьеру, еще и хвастался, мол, у американцев в "Охотнике на оленей" пятнадцать вертолетов, а у меня - двадцать семь! Будто это главный критерий. В Голливуде сделали настоящее антивоенное кино, а не какую-то подделку.

К чему тратить время и силы на суррогат, когда можно увидеть, испытать подлинные потрясения?

Я вот недавно написал обращение к правнукам. Их у меня трое. Лизочка, Олечка и Трифон. Решил поделиться тем, что уношу в память о жизни и что, надеюсь, им тоже будет суждено познать. Дорастут до восемнадцати лет, изучат серьезную литературу, тогда и прочтут мое послание. Не сейчас. Там и видеозапись есть. Можно поднести смартфон к штрих-коду, послушать и посмотреть. А как вы думали? Все по-современному.

Недавно написал обращение к правнукам. Их у меня трое. Решил поделиться тем, что уношу в память о жизни и что, надеюсь, им тоже будет суждено познать

Хотя, врать не буду, высокие технологии оскорбляют мой мозг. До сих пор использую обычный кнопочный телефон. И пишу только от руки. Однажды мне в качестве гонорара подарили дорогую компьютерную систему со всем необходимым. Отдал ее кому-то. Поздно переучиваться. Да и не хочу. Вручную привычнее.

Вот закончил притчу. "Вначале была вечность". Произвольные экскурсы в историю человечества.

Каждую главку сопроводил афоризмами собственного сочинения.

- Сколько у вас книг?

- Около двадцати. Не вел учет, не ставил целью. "Русскую рулетку" сперва напечатали в Англии, потом во Франции и Америке, еще более, чем в десяти странах. В крупнейших мировых издательствах.

- Для недоучки очень даже! Почему, кстати, у вас нет высшего образования? Вы ведь учились в Харьковском автодорожном институте.

- Да, отзанимался три с половиной курса, а потом заболел отец-гипертоник, мать осталась одна, надо было помогать. Перевелся на заочное отделение. Честно сказать, когда не взяли в авиаучилище, пошел в первый же вуз, который под руку подвернулся. Вступительные экзамены уже заканчивались. Мне этот автодор был нужен, как гудок в бане. Правда, по начертательной геометрии успевал на отлично. Многие проваливали наглухо, я единственный сдавал блестяще…

После увольнения из районной газеты (за профессиональную непригодность) едем по вербовке в Казахстан - перестраивать проклятый политзаключенными Карлага степной Шахан. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

В общем, пошел проходчиком на шахту 3-бис. Работа сложная и вредная. Легкие могли намертво зацементироваться породной пылью. Нас даже в армию не призывали, бронь давали.

Лучшее народное средство для очистки организма горняка после подъема на поверхность - водочка, домашнее сало и кусок черного хлеба…

Так продолжалось почти три года. За это время я благополучно бросил институт и жил вполне счастливо.

Правда, потом, через много лет, мне предлагали экстерном оформить диплом факультета журналистики МГУ. Предлагал, между прочим, в кабинете секретаря ЦК КПСС Демичева министр высшего образования СССР Елютин. Так сказать, с учетом заслуг. Но я отказался, посчитав, что обойдусь.

Знаете, никогда не ставил перед собой каких-то задач, у меня их не было. На мой взгляд, ничто так не осложняет жизнь человеку, как конкретная цель. Лучшее построено на случайности. Все. Ну, практически все.

Это мое глубокое убеждение. Вот потянуло к чему-то или куда-то - встань и иди. Только не надо заранее расписывать планы, что-то такое грандиозное намечать. Что должно произойти, само случится.

О маршальском подарке и армянской премии

- Например?

- Да вся моя жизнь - один большой пример!

Могло ли мне в голову взбрести, что много лет проработаю спецкором и обозревателем "Комсомольской правды", объеду с командировками более шестидесяти стран мира, опубликую в "Литературной газете" сорок полос очерков и репортажей? Я хотел быть летчиком, и, думаю, из меня получился бы хороший пилот. Но судьба распорядилась иначе.

С первым президентом Ингушетии Русланом Аушевым. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

Благодарен ей за то, что познакомила с выдающимися современниками. А с кем-то даже подружила. Так, в декабре 1973-го я более восьми часов общался с маршалом Советского Союза Александром Василевским, начальником Генерального штаба во время Великой Отечественной войны. Провел день на даче у Александра Михайловича. Он постоянно жил за городом, никуда уже не выезжал, соседствовал с полководцем Победы Георгием Жуковым. Помню кабинет с плотно зашторенными окнами… Когда уже собирался уходить, маршал подписал и подарил мне только что напечатанную книгу мемуаров "Дело всей жизни".

Вот эпизод из рассказанного маршалом. В конце 1944-го Василевский, командовавший 3-м Белорусским фронтом, угодил в автоаварию, сломал ключицу, ребра. Виновником ЧП оказался молоденький лейтенант, не справившийся с управлением на разбитой дороге и долбанувший в бок "Виллис" маршала. Когда пацан сообразил, кого чуть не убил, он трясущимися руками достал из кобуры пистолет и попросил расстрелять на месте - без суда и следствия. Василевский приказал офицеру прекратить истерику, вернуться в часть, доложить в комендатуру о происшествии и нести службу дальше.

А еще через какое-то время этому лейтенанту за проявленное в боях мужество присвоили звание Героя Советского Союза. Никакой писатель подобного не придумает…

- Вы говорите, за всю карьеру в журналистике не получали рекламаций со стороны тех, о ком писали. А сами не испытывали угрызений совести из-за того, что слишком жестко приложили кого-нибудь?

- У меня, по сути, не было критических материалов. Не старался разоблачать, выводить на чистую воду, как принято говорить. Видел задачу в другом. В мире каждый день случаются катастрофы, пожары, иные напасти. Обязательно находятся люди, которые помогают попавшим в беду. Я писал о ЧП, обращая внимание не только на детали трагедии, но и на поведение спасателей, пожарных, врачей.

После этого читатели сами находили меня, желая рассказать истории о героизме представителей той или иной профессии.

Понимаете? Люди часто не знают, на что способны. У меня есть очерк с похожим названием - "Что человек может". О Шаварше Карапетяне. Знаете, кто это?

- Обижаете! Даже делал с ним интервью для "Родины". Так сказать, по вашим следам.

- Это хорошо. Но наверняка не все в курсе, напомню вкратце.

16 сентября 1976 года у водителя ереванского троллейбуса остановилось сердце, машина потеряла управление, сорвалась с плотины и почти мгновенно ушла под воду. В салоне находились девяносто два пассажира... Рядом оказался Карапетян, многократный чемпион мира по скоростному подводному плаванию. Он бросился спасать людей. Вытащил на поверхность сорок два тела, двадцать человек удалось откачать…

Между прочим, не я первым написал о Шаварше. Но именно после моей публикации в "Литературке" разразился гром. Резонанс был оглушительный!

- Это же ваша фраза: необязательно быть первым, важно стать лучшим.

- Не моя. Ее приписывают Пикассо: "Делаешь что-то первым, потом приходит второй и делает это красиво".

Возвращаясь к Шаваршу, вчера созванивался с ним. Мы продолжаем поддерживать связь.

Геннадий Бочаров и Шаварш Карапетян. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

- Как он?

- Тяжело. Болеет, пробует восстановиться после инсульта. Я с ним не напрямую говорил, а через Нелли, жену. Но Шаварш сильный, не сдастся.

И то, что именно он оказался тогда у плотины, не банальное совпадение. Так жизнь скорректировала ею же допущенный абсурд. Кто-то свыше привел к месту катастрофы человека, который только и мог спасти людей…

Шаварш тоже не знал, к чему его готовит судьба. Он преодолел себя и совершил то, что другим было не по силам.

Наверное, я единственный не армянин, удостоенным национальной литературной премии имени Микаэла Налбандяна.

О нелепом пути и тонкой грани

- Рассказ о Карапетяне - самая заметная ваша публикация?

- Когда-то библиотека имени Ленина давала официальные сводки. Очерк "Непобежденный" перевели и опубликовали в ста десяти странах мира. Думаю, абсолютный рекорд.

Это рассказ о военном летчике Юрии Козловском, который потерпел катастрофу в Забайкалье. Он смог отвести падающий самолет от Читы, успел катапультироваться, но при жестком приземлении сломал обе ноги. Зимой, по тайге Юрий выполз к людям, но ноги не спас, их потом ампутировали. Об этом вышла небольшая заметочка, ее толком и не заметили. Я же написал для "Комсомолки" полосу о другом: худшее, что человек может себе позволить, снизиться с высоты, на которую поднимался однажды…

Впрочем, дело не в количестве перепечаток того или иного материала. Вот сказал, что дорожу армянской медалью. Не меньше горжусь, что героям нескольких моих публикаций установили памятники.

Рассказал о первом случае нападения в воздухе - хайджекинге - с ранеными и убийством: 15 октября 1970 года погибла бортпроводница Надежда Курченко, пытаясь предотвратить угон самолета в Турцию.

Надю похоронили в Сухуми на берегу моря, поставили бронзовую скульптуру.

После публикации в "Комсомолке" в редакцию пришло коллективное письмо от четырнадцати Героев Советского Союза. Они благодарили за очерк о Наде и просили восстановить историческую справедливость по отношению к Екатерине Зеленко, 25-летней летчице, единственной женщине, совершившей воздушный таран в годы Второй мировой войны.

Понадобилось время, но в итоге Зеленко посмертно присвоили звание Героя. Ей поставили не один, а три памятника - два на Украине, откуда она была родом, и в Курске.

Годы и строки. Фото: Коллаж "РГ"

Моя ли это личная заслуга? Нет, конечно. Я помог читателям узнать о совершенных кем-то подвигах и даже тем, кто их совершал, иначе взглянуть на собственные поступки, понять, что они и есть настоящие герои нашего времени.

Судьбу же не устаю благодарить за то, что цепочка случайностей сталкивала с потрясающими людьми, среди которых были всемирные знаменитости.

Уже говорил, что ни бельмеса не смыслю в балете, но это не помешало мне просидеть ночь в квартире Инны Руденко, легендарной журналистки "Комсомолки", выпивая с ее подругой великой Галиной Улановой. Я задавал дилетантские вопросы, Галина Сергеевна терпеливо объясняла. И с выдающимся композитором Микисом Теодоракисом, превратившим сиртаки в символ Греции, я познакомился как бы между делом. Писал потом о нем, читал автобиографию "Пути Архангела" и понимал, что жизнь свела с ярким философом, здраво рассуждавшим о том, как нелеп человеческий путь…

Или, например, президент фонда Рокфеллера Питер Голдмарк. Мы беседовали с короткими перерывами на протяжении трех суток. По масштабам благотворительности фонду нет равных в мире, его стараниями взращены несколько лауреатов Нобелевской премии, пять президентов фонда становились госсекретарями США...

Питер уже тогда, в начале 90-х годов прошлого столетия, высказывал опасения о недооценке ядерной опасности и переходе человечеством грани, за которой наступит необратимый конец...

О тайном покаянии и чистой совести

- А капитулировать вам приходилось? Не все ведь истории со счастливым концом.

- Всегда боролся до последнего, но моя власть не безгранична. Жалею, что не спас Женю Кичина из Одессы, самого молодого в Европе капитана дальнего плавания. Он совершил четырнадцать рейсов с грузом оружия в воюющий Вьетнам, рискуя быть потопленным американскими подлодками. Женя с командой спасал полыхавший югославский сухогруз "Требинье", который перевозил хлопок. Если бы не Кичин и его ребята, экипаж терпящего бедствие судна погиб бы. Схватка с огнем продолжалась десять часов. Женя тоже пострадал, обгорел.

Из-за пропажи фала, на котором буксировали "Требинье", у капитана и начались проблемы. Вместо того, чтобы наградить, Кичина после возвращения в Одессу обвинили в… хищении капронового каната. Исключили из партии, уволили с работы, завели уголовное дело с перспективой "закрыть" на десять лет.

- Дичь!

- Не то слово! Я приехал в Одессу, написал очерк, но курировавший "Комсомолку" сотрудник Главлита снял публикацию из номера, сделав стойку на слово "доллары". Пошел разматывать тему! Что я только ни делал, как ни убеждал. Обращались в КГБ, редактор по "кремлевке" звонил в ЦК партии… Бесполезно!

Все, что связано с цензурой, отвратительно. На любые аргументы следовал железобетонный ответ об интересах безопасности страны…

А Женя ждал, верил, что материал напечатают. Я же обещал...

Потом мне передали, что он покончил с собой. Не знаю, какими словами описать то мое состояние. Новость буквально раздавила.

- Цензору тому ничего не сказали?

- А смысл? Взывать к совести? Обвинять в доведении до самоубийства?

Он выполнял должностные инструкции так, как понимал их…

Видите, на журнальном столике украшение из ракушек? Женя сделал. И сову из зубов кашалота сам сшил иглой в Атлантике. Потом мне подарил.

Тяжелая была история. Долго ею мучился. До сих пор болит…

Женя ждал, верил, что материал напечатают. Я же обещал... Потом передали, что он покончил с собой. Не знаю, какими словами описать мое состояние. Новость раздавила...

- А говорите: совесть чиста.

- Спасти Женю было выше моих сил. Я ведь не все рассказал. Еще один мой друг Леша Якубовский работал первым секретарем Одесского обкома комсомола. Он позвонил председателю местного управления КГБ, попросил, чтобы тот принял меня. Я в третий раз специально прилетел в Одессу, чтобы попасть на прием в "контору". Дело с кражей фала за две тысячи долларов рассыпалось на глазах. Я сидел, доказывал что-то, чекист в ответ кивал, мол, во всем разберемся, а потом я заметил: его правая рука лежит на столе кистью в мою сторону, и пальцы сложены в… фигу.

О чем тут можно было разговаривать? Он откровенно насмехался надо мной…

Наверное, сегодня могу мысленно попросить прощения у Жени, но я всегда старался вести себя так, чтобы потом не извиняться. Конечно, нельзя прожить девяносто лет и не согрешить, можно и мне что-то такое предъявить, дескать, неправильно повел себя в том или ином случае, но, строго говоря, не вижу оснований посыпать голову пеплом. Если только покаяться перед самим собой. Наедине.

Важнее сказать о другом. Каждая новая встреча обогащала меня, даже если поначалу не замечал, не понимал этого. Я сформирован людьми, с которыми общался, дружил. Благодарен каждому.

Помню, как-то написал в газету о своем бригадире проходчиков Иване Кищике. Прилетал домой к маме, отца уже не было в живых. Повидался заодно с Ваней, поговорил с ним, сделал очерк. После публикации в "Комсомолке" ему дали орден Ленина. Я был счастлив, словно меня наградили!

Беда встреч и знакомств в том, что они пресекаются со смертью. Прерванных историй становится все больше.

Хорошо, что остается память. Она пока не подводит. Ну и помогают записки, заметки, которые веду.

О принципе домино и главной трагедии

- А за что вам дали Красную Звезду? Это же боевой орден.

- Отвечу штатно: за достойное выполнение профессионального и интернационального долга.

Сказать по совести, награды приятны, но не они - то, что меня бодрит или стимулирует.

Порой спрашивают, согласился бы начать жизнь с начала? Отвечаю категорическим отказом, поскольку не хочу другой судьбы. Уже говорил: моя уникальна и соткана из случайностей.

Одно точно хотел бы изменить - вернуть сына. Жуткая трагедия! Дима умер от рака. Через несколько лет эта же зараза забрала Риту, его жену. Еще через год слепнет моя Тата, жена. Потом уходит мать Риты…

Словно смерть сына привела в движение какой-то страшный механизм, запустила принцип домино.

До сих пор не могу отойти, живу, словно в аду.

Диме шел 52-й год, когда он умер. Потрясающий человек! Работал водителем у начальника столичной МГТС, до этого был санитаром в больнице, служил в армии.

С сыном Дмитрием. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

И писал. Ни мне, никому не показывал ничего, не говорил ни слова. И вдруг приносит рассказ, называется "Лагофтальм". Это термин такой, означает неполное смыкание век. Смотрю: текст подписан псевдонимом - Дмитрий Бакин. Не хотел, значит, чтобы фамилия давила. Я прочел и был ошеломлен. Показал знакомым. Может, думаю, необъективен. Все-таки заинтересованное лицо. Нет, говорят, это настоящая литература.

Рассказ без моего участия попал к Татьяне Толстой. Мы не были знакомы. Она нашла номер телефона и позвонила мне, чтобы… поздравить. Так и сказала: это прекрасно!

С ее подачи Виталий Коротич опубликовал рассказ в "Огоньке", а буквально через пару недель пришло письмо из Нью-Йорка с вопросом, кому принадлежат авторские права на "Лагофтальм". А в ту пору еще не было литературных агентов. Все мои книги печатала "Молодая гвардия", мне платили за печатные листы, не за тираж. Западные издатели появились позже. Когда из Harper&Row прислали в "Литературку" телеграмму с предложением выплатить в качестве аванса 33 тысячи долларов за "Русскую рулетку", думаю, у некоторых моих коллег случился сердечный приступ.

Впрочем, речь не о них. Дима написал "Про падение пропадом", рассказ взяли в журнал "Октябрь". "Стражник лжи" вышел в "Знамени". Его уже просили писать, я настаивал, чтобы сын сосредоточился на литературе, бросил работу в автопарке. Он категорически отказывался.

Знаменитое французское издательство Gallimar, открывшее когда-то Камю и Экзюпери, опубликовало сборник рассказов Димы. Хвалебную рецензию напечатала крупнейшая и старейшая газета Парижа Figaro.

Но сын по-прежнему избегал публичности, не давал в СМИ свои фото, не пришел на вручение премии "Антибукер", так до конца, до смерти, и оставался водителем. Жили они с Ритой скромно, даже бедно...

А недавно мне зачитали очередную заметку с утверждением: "Проза Дмитрия Бакина свидетельствует, что великая литература жива и в сложные исторические времена".

Заметьте, слово "великая" не я употребил.

Бунинскую премию с формулировкой "За яркий творческий вклад в русскую литературу" Диме присвоили посмертно…

- Мне кажется или, действительно, это так: вы посвятили жизнь чужим, пусть и героям, а на своего сына времени не нашли?

- Тяжелый вопрос. Сам задаю его себе... Отвечу прямо. Все, чего удается достичь в жизни, обязательно происходит за чей-то счет. Да, я упустил Диму. Собственную семью. Очень страдаю из-за этого…

О первой записи и малой родине

- Не хочу завершать разговор на такой ноте, спрошу о другом: вы писали о людях преодолевающих - стихию, обстоятельства, судьбу. А с собой справиться удалось?

- Я ведь вам уже ответил, как есть… Могу точно сказать, что всю жизнь работал. Честно, ответственно, может, даже самоотверженно. Не написал ни строчки, если выпивал хотя бы кружку пива. Хотя алкоголь уважаю. Но не за письменным столом. "Русскую рулетку", которая позволила мне хорошо материально подняться, от начала до конца родил за двадцать восемь суток, сидя у камина вот в этом доме.

Да, приятно считать себя сильным, способным на то, что не по плечу другим. Я так и не победил желание летать. Всегда хотел этого и по-прежнему мечтаю. Раз не удалось сесть за штурвал самолета, провел жизнь в перелетах. Это не были бессмысленные метания по свету ради коллекционирования стран. Я ехал писать о настоящих героях, чтобы о них узнали все. Сейчас слова "герой", "подвиг" страшно дискредитировали, сознательно или по глупости путая выполнение служебных обязанностей с подвигом. Я же всегда проводил четкую грань.

Может, главное мое достижение в том, что слегка расширил представление о возможностях человека, видел то, что не замечали другие, рассказывал людям, какими они должны быть. Многие не понимали, на что способны, а я помогал им раскрыть глаза на самих себя.

Жена Геннадия Бочарова Татьяна. Фото: Из личного архива

Человек не может верить в икону, ему нужен бог…

Если говорить о собственных преодолениях, ни разу в жизни не попробовал наркотики, хотя ошивался в джунглях "золотого треугольника" в Юго-Восточной Азии, бывал в колумбийском Медельине. И еще никогда не надел ни кольца, ни креста.

Старался не мешать жить родным и близким. Считать ли это заслугой? Вот говорят: почему у Бочарова внук и внучка не пошли в журналистику? Мог бы запросто пристроить обоих куда-нибудь литсотрудниками, но это был бы не их выбор, а мой. Саша прекрасно работает машинистом тепловоза, параллельно закончил вуз. Ему 34 года, отец троих детишек. Жена преподает французский язык. Чудесная семья.

Внучка Даша только что окончила Бауманку. Ищет себя. А я поддерживаю, как могу.

- Где ваша малая родина?

- Думаю, она давно превратилась в большую. Родился я на Дальнем Востоке: отец служил танкистом, а мама жила там. Вырос в Донбассе, начал работать на шахте. Потом был Казахстан. В итоге осел в Москве. Но первая запись в моей трудовой книжке - проходчик. Настоящая рабочая профессия. Вот этим по-настоящему горжусь и не стесняюсь признаться.

- А друг у вас близкий есть? Остался такой?

- Когда-то сформулировал важную мысль: не приедаются три вещи - хлеб, вода и соль. Не забывается одна - рука, протянутая в час беды. Последнее сказано о Борисе Всеволодовиче Громове. Полагаю, он не нуждается в особых представлениях. Герой Советского Союза, легендарный командующий 40-й армией.

С Героем Советского Союза, генерал-полковником Борисом Громовым. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

О крае пропасти и обвинении в хамстве

- На самом краю вы часто оказывались?

- В шаге от смерти? Минимум трижды.

Сначала летел из колумбийского города Барранкилья от Габриэля Маркеса в Нью-Йорк на оговоренное ранее интервью к вдове Эрнеста Хемингуэя Мэри, но мы никак не могли пересечь зону Бермудского треугольника, наш самолет трижды начинал "буксовать" именно там: дважды отказывал двигатель, а потом и вовсе вспыхнул в воздухе! Три возвращения в аэропорт вылета из-за поломок - единственный подобный случай в истории мировой гражданской авиации. Чудом долетели и приземлились!

Вероятно, я должен был погибнуть в Кабуле зимой 1980-го, когда моджахеды шесть часов кряду штурмовали отель, где мы жили. Местная охрана сбежала, соседние здания пылали факелами. Наши десантники невероятным образом прорвали кольцо, засунули меня в БТР... Жуткая ночь!

На броне БТР со спецкором Центрального телевидения Михаилом Лещинским. Военная дорога Шиндант - Кабул. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

И третий эпизод, когда я висел на волоске. Газета New York Times проводила международные соревнования по лыжному спорту среди журналистов в штате Юта. Представительство было серьезное, ведущие издания земного шара. От Советского Союза ЦК КПСС направил меня и Володю Большакова, он сейчас живет в Париже, а тогда заведовал отделом в "Правде".

Нас привезли в Парк-Сити. Места красивейшие, Скалистые горы! Мы с Володей не очень хорошо катались на горных лыжах. Сказать по совести, совсем не катались. Несколько дней нас потренировали, поднатаскали на небольших склонах, а потом подняли на Хидден Пик, 3200 метров над уровнем моря. Как сказал сопровождавший нас японец, с такой высоты каждый из вас может увидеть свою страну.

Грандиозная экипировка - лыжи Atomic, ботинки Salomon! Предполагалось, что съедем вниз по зеленой трассе для начинающих, но то ли завезли не туда, то ли я не там свернул, в итоге угодил на спуск для профессионалов. А на вершине уже не соскочишь - только вперед. Теоретически я, конечно, мог отстегнуть лыжи и сойти с дистанции, но это же стыд и позор. Державу подвел бы!

Трасса узкая, меня понесло к обрыву. Если бы сорвался, летел бы метров шестьсот, не меньше. Мокрое место осталось бы. А я и скорость гасить толком не умел… До сих пор не знаю, как умудрился извернуться в последнее мгновение, совершил спасительный маневр.

Кстати, там же в Парк-Сити я финишировал пятьдесят первым из 152 участников в кросс-кантри, гонке по пересеченной местности. Считаю, вполне достойный результат.

Но тот спуск с Хидден Пика мне долго снился в кошмарах…

И раз уж упомянул интервью с вдовой Хемингуэя, ради которого летел под Рождество из Колумбии, расскажу еще деталь. Очерк начинался словами: "Мэри встретила меня в спортивном костюме. За ее спиной сияла новогодняя елка. Как ее, Мэри, прошлое..."

Мне показалось, образ яркий и точный, поскольку у моей собеседницы, которая была не только четвертой и последней женой великого Хэма, но и талантливой журналисткой, писательницей, действительно, сияющее прошлое.

Автограф Мэри Хэмингуэй. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

Когда материал опубликовали в "Комсомолке", коллеги передали: у Мэри нет претензий к тексту, все в порядке. За исключением первой фразы, которую она сочла бестактной. Мол, нельзя напоминать женщине о том, что лучшее в ее жизни уже в прошлом.

Как говорится, век живи…

- Ну, у вас еще есть время.

- В смысле?

- Вам же только девяносто, Геннадий Николаевич. Научитесь.

- Спасибо, утешили!

С правнуками. Фото: Из личного архива Геннадия Бочарова

Полный текст интервью с Геннадием Бочаровым читайте в октябрьском номере журнала "Родина".

Читайте также:

2025-09-24T20:09:06Z

Журналист Юлия Гавриленко: Мы должны сделать все, чтобы историю не переписали

Завершился медиатур "Дорогами Победы", в котором приняли участие репортеры из России, Беларуси, Таджикистана, Узбекистана, Армении, Казахстана, Кыргызстана. Он организован ТАСС при поддержке белорусского МИД и информагентства БЕЛТА и стартовал 15 сентября. За 10 дней журналисты стран СНГ, в числе которых была и корреспондент "СОЮЗа", посетили самые знаковые места, связанные с Великой Отечественной войной, в российской столице, Минске, Бресте, Санкт-Петербурге и Волгограде. Обновили в памяти героические страницы, возложили цветы, почтили память павших, пообщались с ветеранами.

2025-09-24T03:00:00Z

Врачи в США спасли жизнь и карьеру большого русского таланта? Балмочных сделали операцию после страшного диагноза

Все могло закончиться печально.

2025-09-24T10:43:51Z

ВСУ ударили по центру Новороссийска. Есть жертвы, повреждены жилые дома и гостиница

2025-09-24T16:25:48Z

Сводка СВО, 24 сентября. Возмездие за Новороссийск пришло — ВСУ взвыли

Трамп заявил, что поверил в способность Украины отвоевать потерянные территории. Дроны ВСУ ударили по Новороссийску. Главное о событиях вокруг военной операции

2025-09-24T10:35:23Z

Кинорежиссер Бисембин поделился впечатлениями от съемок в Самарской области

В Самарской области идет активный процесс съемок комедии «Новости»