Заведующая пошивочным цехом «Табакерки» Ахматовская рассказала, тяжело ли было работать с Табаковым

2025-08-13T18:06:18Z — Эта неделя проходит под знаком Табакова — 17 августа ему исполнилось бы 90 лет

Эта неделя проходит под знаком Табакова — 17 августа ему исполнилось бы 90 лет. О нем вспоминают, рассказывают — в основном актеры: ученики, партнеры по театру и кино. Основные и те, кто прошел рядом, по касательной, но каждый считает себя осчастливленным встречей с этим великим человеком.

Но в актерских рассказах не знаешь, кого больше — объекта или рассказчика. В этом смысле воспоминания людей театрального закулисья, цеховиков всегда честнее. Накануне дня рождения Олега Павловича мы поговорили с заведующей пошивочным цехом его театра Ольгой Ахматовской.

— Ольга, помните вашу первую встречу с Олегом Павловичем? И где, при каких обстоятельствах она произошла?

— Это произошло в начале 90-х, когда я начала работать в мастерских его театра, стала там заведующей пошивочным цехом, и мы сформировали команду. И вот 1993 год, как раз выпуск «Бумбараша». Он был в самом разгаре, хотя спектакль начинала не я, я только заканчивала его. И вот в зале Олег Павлович принимает гримы и костюмы. Мы сидим с ним на первом ряду: артисты проходят по сцене по очереди, он смотрит, а потом говорит: «Ольга, тебе не кажется, что в этой провинции (то есть месте действия) они (то есть персонажи) слишком шикарно одеты? Меня это как-то напрягает». А художником по костюмам была Ксения Ярмольник, и она выбрала такой стиль: на женщинах юбки годе, роскошные блузки из батиста, старинные медальоны со вставками из кружева. И рукава, и воротники, и спинка — все кружевные. Откуда это взялось? Дело в том, что в свое время мы кружева, вышивки и прочие редкости скупили у населения.

Я вздохнула: «Олег Павлович, дело в том, что в те года не было ни радио, ни телевизоров, и девушки-крестьянки такое вышивали, такое вытворяли руками, что Марина Зудина в такой ночной рубашке, какую вы видите, могла бы прогуляться по красной дорожке какого-нибудь фестиваля. Это история, я могу открыть вам наши запасы и покажу, какие кружева делались вручную». Он помолчал: «Убедила». А я перекрестилась — значит, ничего переделывать не надо. И в этом был весь Олег Павлович.

— А для него вообще это свойственно было — прислушиваться к специалистам в своих областях? Или он диктовал?

— Диктатором не был. Слушал, смотрел, делал замечания. Но мы, если честно сказать, когда он смотрел костюмы, немного побаивались его, потому что была такая закономерность: если ему что-то не нравилось в режиссуре спектакля, причем любого, то он все время почему-то делал акцент на костюмах.

— То есть придирался «к пугови­цам»?

— Да. Это для него был отличный повод. Говорил мне: «Вот смотри, стоит артист Виталик Егоров — у него в этом костюме почему-то куриная грудь». Я вздрагивала: «Какая куриная грудь? У него белая рубашка с жабо из-под фрака выглядывает». — «Нет, куриная, пожалуйста, смягчи все это, чтобы у меня не возникало подобных ассоциаций и вопросов». И так было не раз. Но он все-таки разбирался в костюме и любил пошивочный цех.

— Почему именно пошивочный, а не столярный, звуко- или светоцех?

— Все очень просто: Олег Павлович хорошо одевался. Следил за своим гардеробом только сам и приходил со своими переделками в цех, никого не присылал. Обычно заходил с небольшой сумкой: «Так, давай разберемся: значит, это мне надо расставить, здесь зашить дырку, а тут…», а потом добавлял: «У нас с тобой, Ольга, почти интимные отношения. Ты знаешь все мои дырки».

— Надо же, все сам, как будто был убежденным холостяком. Или это его принципиальная позиция была?

— Думаю, что он просто больше доверял себе в этом плане. Четко знал, что любит, чего хочет, в чем прекрасно выглядит, и никаких экспериментов не допускал. Но шорты любил.

— Я отлично помню, он был франтоват. Какой стиль предпочитал в одежде?

— Предпочитал классические пиджаки, очень дорогие, фирменные. Мы больше не ушивали — только расставляли, поскольку он постепенно набирал вес. «Ольга, люблю эту рубашку, а вот воротник уже потерся, но я не хочу с ней расставаться». Очень следил за собой.

— А цветовая гамма какая?

— Светлое любил — рубашки были розовые, пиджаки — голубые, летние всегда в полосочку. Даже когда его во МХАТ назначили, все равно обращался к нам. Помню, июль месяц, все ушли в отпуск, я сижу на даче. Звонит его помощница Ольга Хенкина: «Ты в Москве? Палыч очень хочет тебя видеть. Завтра в двенадцать приезжай на Камергерский». — «Что случилось-то?» — «Приезжай, он расскажет. Какое счастье, что ты в Москве».

Приезжаю. «Ольга, как хорошо, что ты в Москве! Я уезжаю отдыхать — мне шорты надо расставить. В Москве никого нет, расставь». Я объясняю, что вообще-то в отпуске нахожусь, а он: «Ничего не знаю, послезавтра отъезд». Быстренько померила нашего любимого, ушла в «Табакерку», ну и все сама сделала.

Он привязывался к вещам. Помню, приехал в «Табакерку» из МХАТа, вызвал меня в кабинет: «Знаешь, люблю очень эту кепку джинсовую, а она мне мала стала. Я еще два часа здесь буду, может, ты чего с кепочкой сделаешь? Здесь отрежешь, сюда добавишь? Мне кажется, если тут распороть…» — «Давайте-ка я сама разберусь, где мне распороть и куда вставить». Все сделали, растянули, отутюжили — отдаю ему. Он повертел в руках, видит, что швов нет — удивился: «Как это вы сделали?» Надел и был доволен: «Любимая моя кепочка».

— Это Олег Павлович с точки зрения личного костюма. Интересно, как его видели люди, с которыми он работал: в первую очередь не артисты, а вы, цеховики?

— Абсолютно свой, родной был. Приходил к нам в цех и с порога: «Привет, девчонки! Привет, родные!» А встретит во дворе: «Привет, милая». Все у него как-то ласково, нежно к нам выходило, и недежурно, неформально. Вот, кстати, насчет дежурных фраз интересный момент был. Зима, перед Новым годом приезжает в театр на Чаплыгина, идет по двору и, увидев меня, говорит: «Привет, родная, как дела?» — «Да работы много, задыхаемся, Олег Павлович». Он продолжает движение, но, дойдя до двери, останавливается и спрашивает: «Что мешает работать?» Я говорю: «Машинка грохнулась, вышла из строя, у нас большие проблемы». — «Дирекция знает?» Я объясняю, что в курсе, но никакой реакции от дирекции нет.

В общем, он спросил — я ответила. Проходит часа два. А поскольку у нас все двери в кабинетах обычно были открыты, слышу голос из прекрасного далека: «У Ахматовской проблема в пошивочном. Вы ее, пожалуйста, вызовите, пусть она скажет, что нужно, и до Нового года чтобы приобрели». Это он главбуху.

Ведь не забыл. Казалось бы, просто прошел мимо, спросил, как, мол, дела… А тем не менее запомнил, распорядился и еще припугнул дирекцию: «Сам все проверю. Знаю, деньги есть». Я воспользовалась моментом, заказала самую дорогущую японскую машину — до сих пор работает, ни разу не поломалась.

После зимних каникул опять встречаю его во дворе, он зашел, проверил эту японскую машинку, как он потом всем объявлял, в стоимость автомобиля. И еще удивился, что при такой цене она оказалась маленькой.

И вот я теперь думаю: ведь как вопрос поставил, чтобы это выглядело, будто не я нажаловалась ему, а он сам спросил: «Что мешает работать?» Деликатно и умно сделал. Он просто удивительным в деле был.

Всегда мы шли с настроением на работу, желанием и пониманием, что рядом с таким человеком нельзя ударить лицом в грязь. Надо, чтобы, когда тебе художник принес эскиз, выдать костюм лучше, чем в эскизе, — просто такое правило. Поэтому претензий с его стороны к нам не было.

— Вот однажды я услышала, что с Олегом Павловичем непросто было работать — жесткость беспредельная. А вас послушать — сплошная благодать.

— Я думаю, что у него были свои определенные сложности с актерами, всякое было. Но они все равно свои, родные для него были. «Табакерка» в те годы для него и для всех нас была дом родной. Но наши мастерские… к ним отношение с его стороны было исключительным. Он всегда распоряжался, чтобы подарки к Новому году были обязательно.

— Театральные мастерские, как правило, берут левые заказы, чтобы заработать — зарплаты-то маленькие. Вот ваши халтуры он отслеживал?

— Ни в коем случае, наоборот. Как у нас было принято после премьеры: сидим, отмечаем, столы ломятся, болтаем. И вот после одной премьеры за столом жалуюсь ему, мол, работы много, зарплаты маленькие. Что говорит Олег Павлович? «Ольга, я ведь вас за руки не держу. Пожалуйста, работайте. Что ты мне жалуешься — у тебя ремесло в руках». Мы так и делали — многие театры у нас заказывали, и зав. постановочной частью меня спрашивал: «Ну что, Ахматовская, всей Москве костюмы пошила?»

Вот я три года была ассистентом у художника Маши Даниловой, между прочим, лауреата Государственной премии. А что такое ассистент художника? Это с головы до пят нужно было одеть актера. И при этом на нем — покупка материала, распределение работы — где что шить, вызов артистов на примерки… В общем, вся черная работа — моя. Тот же МХАТ, «Сатирикон», Новую оперу мы обшивали…

Он почему-то любил, чтобы раньше всего к премьере были поданы костюмы. И если я говорила, что мы не сказочники с такой скоростью работать, то он жестко отрезал: «А я — сказочник». Любил, чтобы у него на сцене было впечатление от будущего спектакля, нужен был готовый персонаж, как он его видел. А он предпочитал видеть его, как говорится, в полном обмундировании.

— И он ни разу не упрекнул, не заревновал вас, что вполне понятно?

— Ни-ког-да! Я ни разу не налажала. Более того, как выпуск спектакля, он, встречая меня во дворе, шутил: «Снова успела?» — «Олег Павлович, вы меня, как трактор, испытываете? Конечно, успела». Не терпел слов «нет», «не успеваю». В его присутствии это категорически нельзя было употреблять. Поэтому только: «стараемся», «выкладываемся», «устали, но всё сделаем, Олег Павлович», так, чтобы ни намека на «нет» не было. Если бы я как заведующая цехом шла на конфликт, то он бы и был. Но наш цех был одним из самых больших — двенадцать мастериц, и это была одна из лучших мастерских в Москве. Работы было много, круговорот, но интересно. Тем более с Олегом Павловичем.

Читайте также: