Владимир Снегирев: Лучшие уроки мы получаем не за партой и не в студенческой аудитории

2025-08-05T19:44:37Z — Давно было дело. Так давно, что детали уже стерлись, только грусть осталась.

Я закончил Уральский университет и был немедля приглашен на работу в очень популярную московскую газету. Но, кажется, начальство этой газеты погорячилось с приглашением, потому что, согласно существовавшим тогда лимитам, моя должность (обыкновенный корреспондент) прописки не предусматривала, а по тем временам жить в Москве без регистрации было никак невозможно. Пока начальство чесало репу и придумывало, как быть, я сначала ночевал прямо в редакции, на улице Правды, в комнате номер 613. Бабульки-уборщицы ранним утром поили меня чаем и утешали: ты, милок, не первый и не последний такой горемыка, вот и Юра Рост недавно на том же диване спал.

Правда, и удобно было: утром встал, зубы почистил и уже на работе.

Потом я несколько месяцев мыкался по гостиницам, студенческим общежитиям и, наконец, отыскал в белокаменной дальних родственников, о существовании которых раньше даже и не догадывался.

Родственники жили в панельной девятиэтажке рядом с Измайловским парком. На улице 9-я Парковая. Их было четверо: дядя Саша, тетя Майя, сын Сашка и дочь Наташка. Меня сразу приняли как своего. Дядя Саша, которого я стал называть по отчеству - Матвеич, тут же выставил бутылку водки. Тетя Майя всплеснула руками и споро накрыла немудреную закусь: огурцы, редиска, помидоры - все со своих шести соток. Сашка и Наташка смотрели на меня с интересом, они были подростками.

Я доложил родственникам, что работаю теперь в самой главной и самой интересной газете. Матвеич тут же налил еще по полстакана и едва не прослезился: "Ах, молодец"! Тетя Майя опять всплеснула руками, что тоже, видимо, означало похвалу. Но теперь мне предстояло перейти к главному, а именно попросить у этих славных людей убежища. И я уже понимал, что сделать это мне будет чрезвычайно трудно. Потому что квартира на 9-й Парковой была однокомнатной. Крошечная кухня, где едва помещался столик. Маленькая комната. Совмещенный туалет. Балкон. Все. Неясно было, как они тут вчетвером умещаются. А уж для пятого места и подавно не было.

Матвеич и его супруга работали на оборонном заводе, делали какие-то моторы. Были они людьми простыми, из деревни, своей недавно приобретенной рабочей профессией явно гордились. Получали гроши. Это я понял сразу, потому что Матвеич работал в две, а то и в три смены. И тетя Майя тоже была ударником коммунистического труда и тоже все время оставалась на внеурочную работу. Оба плохо слышали - это все от завода, там в цехах стоял сильный грохот. Любили подчеркивать, что на заводе их уважают. Вот даже квартиру дали. Святые люди.

Выпили еще по одной. Матвеич говорит:

- Слушай, журналист, а живешь ты где?

Я потупился:

- Вопрос решается.

- Тогда давай у нас поживи. Места хватит.

Тетя Майя глянула на него не без интереса, однако промолчала, только губы поджала.

Короче говоря, приютили они меня. Спал я или на балконе, или на кухне. По-разному. Но никто ни разу ни словом, ни взглядом не выразил своего недовольства. Напротив, и подкармливали меня, и подхваливали.

Матвеича я видел редко: он день и ночь пропадал на своем заводе. С Сашкой мы стали друзьями, и он выведывал у меня всякие тайны относительно девчонок. Тетя Майя если и ворчала, то только по поводу наших выпивок. Из редакционного буфета я таскал на 9-ю Парковую виски и сырокопченую колбасу, этих яств тут раньше не видели и даже не догадывались об их существовании.

Однажды, дело было в субботу, меня срочно вызвали к главному редактору. До этого я видел его только издали и, конечно, страшно робел. Редактор казался мне небожителем, он почти всегда был суров, немногословен, держал дистанцию, не опускаясь до контактов с рядовыми сотрудниками. Неужели сейчас уволят? - думал я, входя в обитый деревянными панелями кабинет. Шеф сидел там в окружении своих замов. Он мельком взглянул на меня и молвил:

- Через три часа вы отправляетесь в командировку на Дальний Восток вместе с главным "держимордой" Советского Союза.

- С кем? - не понял я.

- С министром внутренних дел Щелоковым, - поморщился шеф оттого, что ему пришлось разжевывать очевидное.

Я оробел еще больше - и от самой обстановки, и от таких крамольных речей. Назвать соратника Леонида Ильича Брежнева "главной держимордой"? Ничего себе! Я решил, что редактор меня с кем-нибудь перепутал.

- Но я же работаю в отделе спорта. Какое отношение это имеет к МВД?

Главный сурово обернулся к своим заместителям:

- Он что, правда, такой тупой или притворяется? - И ко мне: - Вам, молодой человек, московская прописка нужна?

- Н-н-ужна, - я стал заикаться от испуга.

- Тогда через три часа быть во Внуково. Сначала летите в Хабаровск, а дальше вам все объяснят.

Ближе к вечеру я оказался в депутатском зале аэропорта, где мне действительно все объяснили. Оказывается, министр внутренних дел, любимец генсека Щелоков решил впервые обстоятельно обследовать свое хозяйство на Дальнем Востоке и в Сибири. Тюрьмы, лагеря, конвойные дивизии, областные и краевые управления. Его сопровождала свита из пяти высокопоставленных министерских работников и три корреспондента ведущих московских газет. Тогда еще такой моды - брать с собой в поездки журналистов - не было. И такого слова, как "гласность", никто еще не произносил и не слышал. А МВД считалось одним из самых закрытых министерств. Так что Щелоков, возможно, в этом деле стал первым. Он затевал большие реформы в своем зловещем ведомстве и нуждался в поддержке общественности.

Поехали... Хабаровск, Владивосток, Сахалин, Камчатка, Магадан, Якутия, Иркутск, Чита, Улан-Удэ... Первые лица всех этих дальних регионов, зная о высоких связях министра, не отходили от него ни на шаг. Я впервые так близко наблюдал жизнь высшей советской и партийной номенклатуры, впервые увидел эти дальние края, впервые столкнулся с нашей системой наказания преступников. Продолжалось это приключение почти месяц. Тюрьмы и лагеря. Долгие беседы с министром во время перелетов. Утомительные застолья в резиденциях местных партийных князьков с обязательными тостами в адрес "мудрой коммунистической партии и ее генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева".

И вот мы возвращаемся в Москву. И Николай Анисимович, расслабленный, довольный, оторвавшись от шахматной партии, обращается ко мне уже почти как к родному:

- Ты чего такой грустный, Володя?

- Да вот, - говорю, - прилетим скоро в столицу, для вас это дом, а я там себя непрошеным гостем чувствую.

Короче, рассказал я министру о своей проблеме, а он в ответ только глазом повел в сторону своего адъютанта Валентина Черкасова. Подполковник Черкасов мне потом попенял: "Ты чего же раньше молчал, чудак? Считай, что твоя проблема уже решена". Так и было. Едва приземлившись в Москве, я узнал, что есть решение Компетентной Инстанции отныне считать меня полноправным жителем столицы СССР. После чего был заселен в общежитие ЦК комсомола на улице Кондратюка в Останкино.

С обретенными родственниками иногда встречался. Но редко. Все дела, дела... Командировки, ночные дежурства, потом и своя семья у меня появилась, еще забот прибавилось.

Сашка и Наташка, повзрослев, тоже работали на том же оборонном заводе, только уже инженерами. Теперь и они давно на пенсии.

Иногда читаю воспоминания своего коллеги, с которым вместе тянули лямку в молодые годы в той популярной газете. Ныне он крупный начальник, автор множества книг и завсегдатай всяких телепередач. Он, как и я, тоже стал баловаться воспоминаниями - простительный грех для нашего возраста. И иногда мой товарищ подчеркивает, что вырос на улице Горького (ныне Тверской) в элитном доме и с детства близко наблюдал всяких великих - деятелей культуры, писателей, политиков. Мне читать об этом интересно. Но завидую ли я ему? Нет, не завидую.

У каждого свой старт в этой жизни. Оборачиваясь назад, вижу 9-ю Парковую. И думаю: господи, как многим я обязан тем сердечным людям. Какой удивительный урок бескорыстия и доброты преподали они мне, самоуверенному юнцу.

И еще, если честно, сильно сомневаюсь, что смог бы поступить так же.

Читайте также: