Эксперты объяснили, можно ли спасти деревянные дома поселка художников Сокол

2025-07-29T15:41:52Z — Жить на даче и одновременно в центре Москвы — вполне возможно, просто космически дорого: вечная иллюстрация этому — поселок Сокол возле одноименной станции метро

Главное, ради чего поселок существует и так ценится, — его одноэтажность (ну хорошо, некоторые особенно пафосные строения имеют до трех этажей). И она сохранилась в неприкосновенности: небоскребами Сокол пока не застраивают. Во всем остальном — за последние тридцать лет ощущения от прогулки там полностью изменились.

Собственно, гулять-то в бывшем поселке художников посторонним теперь особенно незачем. Это в советские времена и в девяностые здесь были достаточно низенькие и легкие заборы, за которыми проглядывались маленькие шедевры архитектуры 1920–1930-х годов — дачи в рациональном «скандинавском» стиле, какие в СССР тогда практически не строились. Сейчас заборы фундаментальны — по два и более метра — и полностью непроницаемы. А вместо деревянных дач столетней давности почти везде уже каменные — напоминающие не прежний Сокол, а любой добротный коттеджный район европейского большого города.

И уже только знатоки городской истории увидят в этом оригинальном для Москвы жилом массиве то, чем он замышлялся изначально, — реализацию идеи «города-сада» на советской почве, единственную хоть как-то сохранившуюся до нашего времени.

Мечта Эбенезера Говарда

На рубеже XIX и ХХ веков мировая столица и главный мегаполис — Лондон. Многие его районы представляют собой каменные джунгли, где не на чем отдохнуть глазу и нечем дышать. Помимо Лондона в Британии полно промышленных городов — Манчестер, Лидс, Ливерпуль… — где так же, как в столице, дымят трубы, а работяги почти не видят неба и зелени. «Непорядок!» — подумали архитекторы и социологи.

А поэты — те, как Эмиль Верхарн, восхищались мегаполисом, но при этом и ужасались ему. Так что, можно сказать, вся просвещенная общественность была согласна: что-то нужно менять.

Одним из решений этой проблемы был город-сад Эбенезера Говарда. Представьте себе этакий коттеджный поселок, в центре которого — общественное пространство: площадь, школа, дворец культуры… Вокруг центра — утопают в садах жилые дома (только малоэтажные, соразмерные человеку, — никаких небоскребов!). И только на периферии — фабрика, причем тоже небольшая: лучше много маленьких фабрик, чем одна гигантская.

Говард, предложивший эту концепцию в конце 1890-х годов, имел, кажется, задатки диктатора: в концепцию города-сада входило железное правило — никакой частной собственности на участки! А то знаем мы этих землевладельцев: оглянуться не успеешь — выстроят многоэтажки. Именно поэтому городов-садов в Британии и вообще в мире построили немного: ну кто будет платить деньги, не получая взамен права собственности! А вот в Советской России, где декрет Ленина махом национализировал всю землю, решили попробовать эту концепцию по-взрослому.

«Сводный брат» Мавзолея

Многие, бывает, с непривычки путают станции метро «Сокол» и «Сокольники». И ничего удивительного: в самом начале, когда московские художники и примкнувшие к ним ученые решили строить столичный город-сад, они думали делать его именно в Сокольниках. Потому и назвали поселок именно так, и даже герб придумали — сокол, несущий в когтях домик. А потом что-то в Моссовете пошло не так; Сокольники художникам не дали, а направили во Всехсвятское, на северный край Москвы. Не так престижно, но тоже уютно и зелено.

Одним из авторов концепции жилищного кооператива художников стал архитектор Алексей Щусев — тот самый, автор Мавзолея на Красной площади. Но он работал только над концепцией планировки (на Соколе Щусев обкатывал свой вариант генплана Новой Москвы). Кроме него, к концепции приложили руку авангардисты братья Веснины и Николай Марковников (именно ему принадлежит большинство проектов первоначальных домов поселка).

Стать жителем поселка Сокол стоило 600 золотых червонцев. Для сравнения: в том же 1924 году булгаковский профессор Преображенский брал за тайную и дорогую операцию 50 червонцев, а зарплаты в 10 червонцев обычному москвичу хватало на скромную жизнь. Дорого? Дорого — но, конечно, несравнимо с нынешними ценами на дома в поселке.

Всё по науке

Сказать, что поселок художников задумывался концептуальным, — это ничего не сказать. Сверхконцептуальным — так будет вернее. Десятки идей и теорий, разные подходы, множество имен. Попробуем хотя бы перечислить их.

Во-первых, план поселка подчинен идее свободной планировки, основанной на теории восприятия пространства, разработанной Павлом Флоренским. Знаменитый философ и священник считал обратную перспективу более естественной для человеческого глаза, чем прямую, — и для создания аналогичного эффекта в реальности некоторые улицы поселка имеют переменную ширину.

Далее, первоначально улицы поселка имели «дачные» названия: Вокзальная, Телеграфная, Центральная, Парковая… Но очень скоро художники, жители поселка, решили это поменять: улицы стали называться в честь великих художников. Так появились улицы Врубеля, Верещагина, Венецианова и так далее. Хотели увековечить и композиторов, но та половина поселка, где должны были появиться «музыкальные» улицы, так и не была построена. И все же поселок Сокол — первый опыт комплексного топонимического решения целого района.

Концептуальным было и озеленение. На каждой улице поселка высаживали деревья только определенной породы. Например, улица Брюллова — царство клена татарского, а улица Кипренского — клена остролистного. Вообще, среди первых обитателей поселка было много хороших агрономов — и любителей, и профессионалов.

Кроме того, здесь был экспериментальный детский сад, в котором имелась лишь одна воспитательница, а все остальные работы по очереди выполняли мамы воспитанников. Хорошая идея, коммунистическая, — но плохо сочетается с работающими мамами, потому и не прижилась.

Дома поселка построены с учетом их расположения на участке и вида с улиц. Поэтому часть из них находится в глубине участков, а часть выходит к дороге; многие дома не имеют окон на уличном фасаде, чтобы взгляд проходящих по улице не задерживался на окнах, а спокойно «скользил». Здесь и правда требовалась «архитектурная диктатура»: стоило в 90-х годах открыть свободную куплю-продажу этих домиков, и начались перестройки без всякого учета генплана. Увы.

Наконец, в довоенные годы в поселке художников были мини-фермы по разведению птицы, мелкого скота, кроликов. Причем ветеринарная станция и другие службы для этих фермочек были централизованными.

Из утопии в субурбию

Кооператив получился на славу — не хуже, чем знаменитое писательское Переделкино. Соколяне отлично знали друг друга, общались, вместе решали вопросы (самый крупный был — как отбиться от переселения в многоэтажки, и решали его несколько раз, причем с неизменным успехом). Невзгоды тоже переживали вместе: падение на поселок самолета «Максим Горький» в 1936 году, бомбежку в декабре 1941-го… Интересно, что главной охранной грамотой для поселка был документ Совнаркома 1922 года о выделении земли: на нем стояла подпись самого Ленина, и эта подпись сделала его той самой «окончательной бумажкой», которую не смели зачеркнуть моссоветовские чиновники ни в 1960-х, ни в 1980-х.

Но как только установился свободный рынок недвижимости, в поселке началась великая перестройка. Жить в частном доме с соснами на участке — и при этом почти в центре Москвы! — это шик и роскошь для миллиардеров. Одним из первых новых соколян стал хозяин Рижского рынка (золотое дно перестроечной Москвы), да и сейчас здесь живут богатейшие московские бизнесмены.

Хорошо бы, конечно, было, если бы эти люди так же, как прежние соколяне, довольствовались авторскими, но деревянными домами; заседали в правлении; играли в волейбол на местных спортивных площадках и обменивались с соседями саженцами. Но, разумеется, нет: русский миллиардер (как и большинство его собратьев по всему миру) для мира закрыт, дом его новый и каменный, забор высок, а охрана свое дело знает. Старики, помнящие прежний поселок, расстраиваются, молодежь воспринимает это как должное. Утопия города-сада как сообщества соседей превратилась в реальность субурбии — престижного коттеджного поселка прямо в черте города. Не став, заметим, ни менее удобной, ни менее зеленой.

Его величество комфорт

Только за прошлый, 2024 год в поселке Сокол были снесены два исторических дома. Первый из них — дом архитектора Виктора Веснина (ул. Сурикова, 23), построенный им для родственников, в котором он некоторое время жил и сам. Второй — соседний дом 25 по той же улице, построенный Николаем Марковниковым для агронома и художника Антона Шимановского, когда-то бывший главной «музыкальной гостиной» поселка (здесь, например, играл молодой Шостакович).

Это смежные участки, и причина сноса у них схожа: сразу несколько «пятен застройки» приобретены новыми собственниками, и строения на них, похоже, сразу было решено радикально обновить. Просто потому, что цена вопроса — исходя из объявления о выставленном сейчас на продажу одном из домов в Соколе с 11 сотками — близится к миллиарду (в объявлении — 823 миллиона рублей). А те, у кого водятся такие деньги, не готовы к компромиссам в плане комфорта.

— Старые деревянные дачи и коттеджи, конечно, имеют свою целевую аудиторию, но за миллиард никто не будет мириться с отсутствием современной инженерии, порой гниющими перекрытиями… — рассуждает владелец компании по строительству домов ИЖС Валентин Гринин. — Цена хорошего дома-особняка может сейчас составить около 200 млн рублей «в базе», и на таком участке нет смысла экономить, сохраняя деревянный дом. Дерево — капризно, его жизненный цикл ограничен, и если не делать из дома, где живешь, музей, гораздо проще и выгоднее его заменить современным.

В частности, в старом деревянном доме, по словам собеседника «МК», почти невозможно установить современные санузлы в необходимом количестве: проект каждой «мокрой зоны» будет компромиссным, то есть вряд ли подойдет действительно богатому заказчику. Встают вопросы и пожаробезопасности, и состояния перекрытий: во многих старых дачах, в том числе поселка Сокол, с этим проблема.

Не приговор

Между тем мода на сохранение русской деревянной архитектуры в наше время все-таки вполне ощутима. Существуют и технологии приспособления к современной эксплуатации. Так, в Костромской области энтузиасты восстановили резной, сложной архитектуры «терем» 1890-х годов крестьянина Мартьяна Сазонова в деревне Асташово. Его удалось оснастить современными удобствами — дом работает в качестве уникальной мини-гостиницы.

— Само по себе дерево как материал — конечно, не приговор, хотя и диктует некоторые непривычные инженерные решения, — поясняет «МК» реставратор деревянных зданий Роман Н. — Можно из состояния почти руин восстановить сруб, заменив часть венцов и укрепив остальные. Можно заново выстроить перекрытия, в том числе с реконструкцией оригинальной технологии. Если мы говорим о тех бюджетах, которыми располагают владельцы московских особняков, — очевидно, что проблема не в деньгах. Они могут найти и подрядить лучших в России мастеров по деревянному зодчеству и решить любую проблему деревянного дома. Дело просто в том, что люди не понимают дерево как материал и не готовы с ним работать.

Впрочем, некоторые дома поселка, скорее всего, сохранятся именно в исходном виде, попав в руки тех немногочисленных энтузиастов, которые имеют и желание, и возможности их сохранить. «Возможно, это будет два-три дома на весь поселок, но это будут местные достопримечательности, туда станут водить экскурсии, — прогнозирует собеседник «МК». — Остальные дома будут обычными каменными виллами за трехметровыми заборами, и, наверное, это нормально».

Единственное, что огорчает в этом в целом позитивном прогнозе — то, что демократичная атмосфера Сокола, которая бережно культивировалась целое столетие, все-таки уходит. Праздник векового юбилея поселка на День города в сентябре 2023 года — с народными гуляниями, эстрадой, воспоминаниями ветеранов — возможно, был последним такого рода торжеством. Потому что за сплошным забором никакой общественной жизни не чувствуется — да и не нужно.

Читайте также: