«За 20 лет мир изменился в худшую сторону. Мы будто в наручниках». Хабиб — об отце, Махачеве, Коноре, Сайтиеве и прогрессе

2025-07-22T16:00:02Z — Выдержки из разговора Хабиба Нурмагомедова на подкасте Hustle Show.

Хабиб Нурмагомедов. Global Look Press

Выдержки из разговора Хабиба Нурмагомедова на подкасте Hustle Show.

Почему отец заставлял рыть ямы в выходной день

«Надо, чтобы дети были чем-то заняты. Нас отец просто так ямы рыть заставлял. Например, на сборах в субботу утром одна тренировка, вечером отдых и в воскресенье целый день отдых, потому что ты всю неделю две-три тренировки грузишься — около полутора суток отец всегда давал. Если он видел, что ты не до конца загружен и в воскресенье у всех энергия, он нам давал ямы копать, чтобы просто было чем заняться. Ты когда-нибудь яму копал? Могилу копал? Не для себя, а вообще. Чтобы полтора метра яму вскопать, тебе как минимум час нужен. Просто человек должен заниматься чем-то — от безделья все проблемы. Особенно, прикинь, если ты богатый, самодостаточный, еще и ничем не занимаешься.

Неплохо, когда зона комфорта есть — ты можешь очень много хороших дел тоже сделать, но основном человек разрушается в этом. Я просто бывал и там, и там. Если сравнивать, когда человек нуждается, то это лучше, потому что, например, ты захотел что-то купить, полететь самолетом, машину — все, что ты хочешь, у тебя есть, тебе даже ни у кого ничего просить не надо. Вот тогда человек деградирует. Это я имею в виду в духовном плане, когда ты не нуждаешься. Не нуждающийся — только Всевышний: он богатый, он самодостаточный, все атрибуты у него. Но как только ты начинаешь получать эти же блага, когда у тебя все есть, ты уже меньше начинаешь обращаться к Всевышнему. А когда человек в нужде, он всегда духовно зависим от Всевышнего, у него связка есть, и ему надо работать, ему надо чем-то заняться. Как только ты приходишь к успеху, начинается обратный отсчет».

О пресс-конференции с Конором

«Мы оттуда когда вышли, мне Зубайра Тухугов говорит: «Надо было вот так сделать, вот так сказать, надо было вот так». Ну послушал до конца, но говорю: «Зуба, у нас осталось 16 дней до боя. 6 октября мы деремся». Это было 20 сентября, по-моему, на день рождения даже. Я говорю: «Что я сейчас буду с ним разговаривать, отвечать? И мы не можем отвечать на том языке, на котором он разговаривает. Это такой чуть низкий уровень. Я, например, прыгну на него, там миллионы охранников — как будто он этого и хотел. Он хотел, чтобы я вышел из себя. У меня в голове было сделать вес, не травмироваться, потому что еще 10 дней тяжелых тренировок впереди было. Я за неделю оставлял всегда тяжелые тренировки. И главное, чтобы он тоже не травмировался, чтобы мы дошли до этого. А остальное — все, что человек говорит... Особенно Америка — freedom speech (англ. «свобода слова». — Прим. «СЭ»). (Смеется.)

Я знал, что бы он ни говорил, я ничего не буду делать, потому что это пресс-конференция, это не бой. Приходить туда и говорить: «Меня уважай или говори про меня только хорошее» — это не то чтобы неправильно, это непонятно. Потому что иногда я смотрю наши эти псевдо-пресс-конференции, и наши пацаны сидят такие серьезные, и они говорят: «Меня не оскорбляй, мне не говори». Ну ты туда не приходи! Раз ты уже туда пришел, значит, тебе надо как-то с этим справиться. И разные есть подходы, как с этим справляться. Ну этот бой так раскачался на весь мир — мне надо было там сидеть. Но когда можно было не сидеть, я этим воспользовался. Во-первых, я там не хотел сидеть. Во-вторых, там сидеть и слушать, как человек матерится, мы не можем позволить. Ну нежелательно. Ты там сидишь, и вот этот час его слушать... И так три дня до боя осталось».

Почему бой Махачева с Топурией не повторит ажиотаж боя Хабиба с Конором

«Топурия хороший парень — пытается быть кем-то. Ну сразу же видно. Не, я не думаю [что этот бой выйдет за рамки ММА]. Интерес к противостоянию стилей, бойцов, чемпионов может быть, но такого, знаешь, нет. И Ислам тоже очень хороший парень, и Топурия. Но это все он [Топурия] качает. UFC, конечно, будет выжимать, и они всегда будут это делать. Безусловно, два лучших бойца на данный момент. Одни из лучших. Ну в пятерку они точно оба входят и по статистике, и по моему мнению. А вот такого ожидания, что выйдет за рамки спорта, не вижу».

Как Хабиба воспитывал отец и как Хабиб воспитывает сына

«Сперва был личный пример, потом идет поощрение. В конце было принуждение, крайность такая. Я был между поощрением и принуждением, всегда гулял. Как отец говорил, борзометр зашкаливает. Наши же дети — мы же им только хорошее желаем, так что иногда, я думаю, принуждение нужно, особенно сейчас. Делаю ли я? Ну пока маленький еще, не дошел до этого возраста, но почти уже дошел. Стараюсь просто... По-любому он не будет как я. Во-первых, у меня отец был бедный, а у моих детей, получается, богатый отец. Но я видел еще и бедную жизнь тоже, так что я знаю, что для них хорошо, что плохо. Но я точно не такой, как отец. Во-первых, он был лучше меня в уделении времени, он не был, как я, занят. И возможности у него были поменьше. Из-за этого мы в теории даже не сможем быть одинаковыми. Но сам подход...

Например, какой-то большой матч, финал и так далее, я постоянно ему говорю: «Иди сюда, садись». В 7-8 лет. Потому что это остается в памяти у ребенка. Ты сидишь с отцом, смотришь, например, как вчера я пацанам тоже в группу скидывал: Бразилия — Чили, 98-й год. Я просто этот момент помню, я сидел с отцом и с дедушкой. Дедушка — он не любит [футбол], он такой — новости там и так далее. Мы еще смотрели так целенаправленно, у нас дома не было телевизора. И отец мне этот состав рассказывал, я просто помню: Сала, Саморано. Я это к чему говорю? Есть определенные моменты жизни — то, что ты делал с отцом, и они очень сильно запоминаются, они остаются в тебе. Это время, с 7 до 12 лет, очень сильно у меня засело.

Вот был чемпионат Дагестана по футболу среди сельских команд, и наше село вышло в финал. Отец был капитан команды. У нас в селе очень сильно любят футбол. У отца была такая красная сумка, легендарная. Он мне говорил: «Собери сумку». Я там воду — теплую, холодную, — полотенце, футболки, тапочки. Мама термос делала, все с собой. И мы выезжаем на футбол. Я там на на бровке стою молодой, и он уже делал так, чтобы я был ответственным. Он уже мне не говорил, что взял, что не взял, он уже на месте мне это говорил: «Вот, забыл, не принес». Я уже знал, что можно, что нельзя. И он говорил: «Никому не давай [воду]». Перерыв, все подходят: «Можно воды?» Я говорю: «Нет». Они до сих пор мне говорят: «В детстве тоже такой упрямый был!» Ну отца ровесники, большинства уже нет. Они такие: «Никогда воду не давал». Я говорю: «Я из дома принес отцу воду, он сказал никому не давать — как я буду тебе воду давать?» Такие моменты сильно остаются. В этом плане мне будет тяжело с отцом сравниться. Потому что везде с собой брать тяжело. И, во-вторых, занятость по-любому, хочешь не хочешь».

О сложностях подготовки в ММА

«Мне через два месяца 37 будет. Если рассуждать гипотетически, как минимум полгода. Вот ты смотришь: актуальная форма такого-то бойца в преддверии боя. Это ничего не значит. То, как он выглядит, ничего не значит. Самое большое значение, сколько спаррингов он провел и с кем он спаринговался. Все остальное — ты качался, делал фитнес, бегал — ничего не значит. Сколько ты поднимал, сколько жим. Потому что наш вид спорта — это не бег, не качка, не фитнес, не кроссфит. Наш спорт — это ты выходишь один на один, становишься в стойку и дерешься. Там идет борьба, тайский клинч, греко-римский клинч, вольный клинч, грэпплинг. То, как ты чувствуешь ударку в стойке, в муай-тай, кикбоксинге. Вот если, например, ты не бился, не спарринговал, только боролся, ты уже под другую дистанцию выходишь, по-другому ты дистанцию чувствуешь, потому что в боксе одна дистанция, а в тайском — другая.

Этот вид спорта — он слишком молодой, он мало изучен. И ты не можешь смотреть на человека, есть у него «кубики» или нет, и сравнить его. У человека может и не быть этих «кубиков», но он очень хорошо подготовлен в борьбе, и он может бороться все 25 минут. А тот, у кого актуальная форма вроде бы была хорошая, три минуты поборется, потому что он последние два месяца не боролся, занимался другими видами спорта. Здесь ты должен быть борцовски подготовлен, к ударке подготовлен, физически — там очень много аспектов. Из-за этого я после моего крайнего боя пару раз спарринговался. У нас легких спаррингов не бывает — когда ты туда заходишь, [говоришь] легко поработаем, один удар — все. Во-первых, я перчатки не надевал пять лет, но я борюсь, я постоянно борюсь. Где бы я ни был, даже когда у меня перелеты, я беру того, кто может со мной бороться.

Зубе вот пишу недавно: «Зуба, осталось 100 дней до боя, это мало». А он думает, что это много, достаточно. А этого достаточно, чтобы просто вес скинуть, хорошо выглядеть. А чтобы соревноваться на мировом уровне, это навыки нужны, а чтобы изменить навыки — это минимум полгода. Ты в процессе этого всего будешь травмироваться, болеть, пропускать, а в эти дни ты не будешь нагружаться, ты эти дни теряешь, и в последнюю неделю ты не нагружаешься, тоже эти дни убери. Но до завершения карьеры я всегда тренировался, и мне 100 дней хватало, я полностью отключался, никаких перелетов, ничего: «Меня не беспокойте». И все, утром-вечером, утром-вечером, утром-вечером. Если две тренировки не делал, у меня бывали панические атаки. Мне по грэпплингу постоянно предлагают вернуться, но я никогда не думал [о том, чтобы согласиться]».

Что поменял бы в правилах ММА

«Я бы правила поменял. Вот ты заходишь в октагон, простой бой — 15 минут, чемпионский — 25, да? Ну раундов не было бы. У меня всегда было в голове: «Зачем раунд нужен? Для чего это вообще?» Я понял, что это интертеймент: ты останавливаешь, там какая-то реклама и так далее. Для бизнеса — да. Но если говорить про спорт, я убрал бы раунды. Вообще не было бы раундов. Вот они зашли — все. Правила должны быть по-любому: в пах не бить, в затылок не бить и так далее, но я бы поставил, чтобы раундов не было».

Почему мир изменился в худшую сторону

«Мы живем в такое переходное время... Если посмотреть, что случилось в последние 20 лет, это вообще... Если бы в 2005-м нам сказали, что будут эти же микрофоны, айфоны, айпады, подкасты... Если даже, прикинь, в Америке человек находится, ты звонишь по видеосвязи и видишь. Кто тогда мог этому поверить? Что сенсорный экран будет, беспилотники будут летать. Это же страшная вещь. Нет нигде безопасности. Это вообще полностью изменился мир. Конечно, и Дагестан тоже, весь мир поменялся очень круто. В какую сторону — это вопрос, в худшую или в лучшую. Лично меня спросить — в худшую, только в худшую сторону поменялся. Я сейчас не про Дагестан, я в общем говорю, про весь мир. 20 лет назад невозможно было это представить. Прикинь, сколько мелочей появилось в жизни людей, и эти мелочи — без них невозможно.

Вот без телефона ты, например, путешествовать не можешь. Ты не увидишь человека нигде в мире, который летит без телефона. А в ковидное время вообще — сколько у тебя документов, QR-кодов, там сколько всего было, да? И вот настолько мы уже привязались — все в телефоне. Карты, оплаты, переписки, звонки, работа — все, нас связали. Мы как будто в наручниках, а этого же не было в 2005-м. Что я изменил бы? Как хорошо, что этим я не должен заниматься. Менять мир — это тяжелая вещь. То же самое: идет лавина, ты хочешь ее поймать. Она тебя снесет. Сейчас отменить телефоны тоже тяжело. Много функций они выполняют, очень много функций. И многим плохим вещам тоже они учат и полностью меняют мышление людей. Менять сознание людей, мир — это тяжелая вещь. Лучше начинай с себя, ближайшего окружения».

Воспоминания о Бувайсаре Сайтиеве

«Первый раз я его увидел в 97-м или 96-м году. По-моему, 97-й был после первой Олимпиады. Да, он уже олимпийский чемпион был. Я, дядя Насыр, отца младший брат, и отец. Мы приехали в Хасавюрт, мне почти 10 лет. Молодой был, но я это очень хорошо помню. Я помню его вот это ухо. Первый раз я увидел такое поломанное ухо. У него еще тогда видно было, что он со сбора, обтертый. Отец сказал: «Вон Бувайсар, пойдем, поздравим его». Я про себя думаю: «Поздравить с чем?» Ребенок же. Мы подошли, еще люди были там. Я думаю, что он самая большая звезда был вообще на Кавказе в 97-м. Отец, дядя его поздравили, я тоже поздоровался. Я так на его ухо смотрел... Я еще отца спрашиваю: «Это кто?» А у нас дома был журнал олимпийских чемпионов. И отец мне говорил: «Помнишь этот журнал? Там был Бувайсар».

После этого долгое время я его не видел. После этого я увидел его в Грозном, но там нам мало удалось пообщаться. Мы вместе сидели, но мало пообщались. И вот эта фотка, которую я закидывал, — я приехал на чемпионат Европы в Каспийск, и он там был. И я уже там звезда. Понял? И я же не вижу никого. И один меня вот так взял. Если ты помнишь, у него такая привычка, вот так сверху руку отключал, когда общался. Я там с кем-то разговаривал, и он вот так взял меня, я посмотрел, и он меня вот так повернул. Как я понял, этого фотографа он знал и сказал: «Сфоткай нас». В этот момент я только повернулся, и нас резко сфоткали. Но сесть, пообщаться, конечно, не удалось.

В последнее время он ходил на подкасты, два-три подкаста, два-три интервью у него было, смотрел. Конечно, жаль, что не удалось так хорошо с ним пообщаться. Я думаю, что общий язык у нас был, потому что все время провели в спорте. Конечно, очень тяжело повторить то, что он сделал. С девяностых почти до 2010-го, 17 лет точно он был наверху. По моему личному мнению, не было такого борца. Конечно, всегда будут пытаться стать как Бувайсар, но для этого нужно не только выиграть столько соревнований, как он, но и иметь такую харизму. Он в 18 лет, по-моему, в Красноярск переехал и учился там, потому что у него точно не кавказское образование. Прямо видно, что у него учителя были русскими. Русский язык у него очень [хороший], он еще и без акцента. Если со стороны послушать, не сразу скажешь, что он родился в Дагестане и является чеченцем».

Любимые сериалы и интерес к истории пророков

«Три года, как я начал смотреть фильмы, до этого времени не было. Сейчас я смотрю «Гангстерленд». Я набрал топ-лист недавно: «Игра престолов», «Во все тяжкие», сейчас я закончил «Йеллоустоун» и перешел на «Гангстерленд». Интересно бывает. Также я очень сильный фанат, прямо фанат, как футбола, историй пророков. Очень сильный фанат, не средний. Я сравнивал свои знания со знающими людьми, и как минимум не уступаю, иногда опережаю. Последние 15 лет я каждый день в этом — когда, кто после кого, какие события. Разные книги читаю, со всех уголков фильмы смотрю. Сейчас идет передача, ее ведет кувейтский ученый, 49-я часть вышла, вчера смотрел.

Я со знающими встречаюсь и, как в футболе, говорю: «Ошибки не делай». Друг у меня есть из Детройта, он очень сильный по истории, он ошибся. Я говорю: «Еще один вопрос тебе, сейчас расстрел будет. Сколько лет пророк Ибрагим жил, Авраам? Ты же всю жизнь изучаешь». — «Никогда об этом не думал». — «А точная информация есть». — «Ты знаешь?» И он начал смотреть в телефоне, я говорю: «Ты посмотрел, 200?» — «Да». И он такой раз, собрался (смеется). «Я же тебе сказал, не ошибайся». Истории пророков для нас — это как навигатор по жизни. Нам иногда даже не нужно принимать какое-то решение, просто поступай, как поступали пророки, и ты выйдешь из любой ситуации».

«В лагере к Макгрегору Хабиб даже не шутил. Он хотел убить Конора». Сильные истории от бойца АКА

«Заставлял приносить дневник. Если были двойки-тройки, говорил: «Будешь так учиться — в зал не пущу». Каким был Абдулманап Нурмагомедов

Биография Хабиба Нурмагомедова: карьера и жизнь после спорта непобежденного чемпиона UFC

Откровенное интервью Хабиба — о Путине, своем сыне, Коноре и стычке с пьяным американцем

Бувайсар Сайтиев: история жизни трехкратного олимпийского чемпиона

Отдел единоборств «СЭ», «Спорт-Экспресс»

Читайте также: