Герои операции «Поток»: смерти боятся все. Но не пойдешь — не узнаешь

2025-07-14T08:08:20Z — Эти интервью Марина Ахмедова, главный редактор ИА Регнум, записывала в госпитале на следующий день после освобождения Суджи, — освобождения, которое состоялось благодаря беспрецедентной операции «Поток» (или «Труба»), поразившей весь мир. Участники операции несколько суток шли, согнувшись, по трубе...

Эти интервью Марина Ахмедова, главный редактор ИА Регнум, записывала в госпитале на следующий день после освобождения Суджи, — освобождения, которое состоялось благодаря беспрецедентной операции «Поток» (или «Труба»), поразившей весь мир.

Участники операции несколько суток шли, согнувшись, по трубе газопровода «Уренгой-Помары-Ужгород», ползли, задыхались, мучились от жажды и недостатка воздуха, теряли сознание, испытывали галлюцинации, но достигли своей цели — вышли в тыл врага и нанесли удары, определившие исход сражения.

Бойцы рассказали Марине Ахмедовой, о чем они думали в узком железном подземелье, и что чувствовали в этих невероятных обстоятельствах. И еще, конечно, — о своем понимании Родины, любви и будущего детей, ради которого все совершалось.

Часть 1. Бойцы с позывными Мимино, Трак и Ветер

Марина Ахмедова: Вы не испугались? Непонятное же задание: куда-то спуститься глубоко под землю, долго идти…

Мимино: Мы военнослужащие. Как нам испугаться?

М. А.: Ну, военнослужащий воюет, а тут в трубу…

Трак.: Операция же…

Мимино: Тем более у нашего подразделения «Ветераны» такой опыт, с трубами, уже был.

М. А.: Под Авдеевкой? Вы там тоже были?

Мимино: Я нет, но старшие товарищи были. Так что мы знали уже примерно, что было и как. Ну и еще мы знали, что мы побеждаем.

М. А. Вы имеете в виду успешное наступление сейчас?

Мимино: Да.

М. А.: И вас не испугала перспектива оказаться глубоко под землей и еще неизвестно сколько там идти?

Мимино: Ну как… Мы же нормальные люди. Все здесь смерти боятся. Это нормально. Но не пойдешь — не узнаешь.

Трак: Да, не пойдешь — не узнаешь.

Ветер: Там уже проверили… Безопасно.

Мимино: У нас старший был в группе, Витя. Я ему доверяю. Он говорит: поползли, брат — и мы ползли.

М. А.: А вы ползли или шли?

Трак: И ползли, и шли, и так, и сяк… Там и темно, и сыр, и кислорода не хватает. Скользко. Никак не побежишь. Несёшь и автомат, и магазин, и попить чуть-чуть.

М. А.: А что самым тяжёлым было?

Трак: Все. Все, наверное.

Ветер: Воздуху мало.

М. А. Как ощутить всю тяжесть пребывания в этой трубе, не находясь там? Я в шахте была, спускалась в лаз… Они такие узкие, и стоят деревянные подпорки, и ты туда опускаешься, а над тобой — тысяча! тысяча метров угля, и ты ползешь. И там шахтеры лежат и отбивают этот уголь сутки. Но я уверена, что в трубе было тяжелее.

Трак: Воздуха было настолько мало, что зажигалка не зажигалась.

М. А.: А чем вы дышали?

Ветер: Там были небольшие вентиляции. Каждые два с половиной километра. Пробуривали такие вот отверстия.

Мимино: Сначала было тяжеловато. Вентиляторы потом поставили, полегчало. Дырок насверлили. А дырки эти сверлить на территории врага…

Ветер: Сначала там сделали отверстия, когда готовили… Потом заходил человек, пробуривали. Прошли, например, шесть километров. Там сделали накопитель. Прошли дальше, семь с половиной, семь восемьсот, вырезали железо метр на метр и все, там уже землю копаем.

Народ мог зайти, подышать. Такое помещение получилось.

Мимино: Ну как наверно вот такой предбанничек. И для нас это прямо отдых, мы пришли, передохнули. И я запомнил момент, когда включили вентиляторы, так задуло… это было очень хорошо.

М. А.: Были какие-то моменты облегчения?

Мимино: Были моменты радостные. Ползешь — и братана увидел. Пусть обратно, но живой ползет. Иди сюда, пошли, давай…

М. А.: А это когда вы только на штурм ползли?

Мимино: Понимаете, сам штурм это уже конечный итог. Это не самое тяжелое. Вот эти пятнадцать километров, кто дополз, кто не дополз, много раз туда-сюда ползали люди. То есть пятнадцать — это не окончательная цифра.

М. А.: А зачем они туда-сюда ползали?

Мимино: Боевое оружие принести, взрывчатку, все эти вещи. Помогали дроны. Там очень много оборудования, мины. Все это надо туда притащить как-то. Через трубу. Именно на нужное место. Чтобы они там вылезли и были вооружены. Мы сначала тоже все были обвешены. Понемножку таскали, кто кислород нёс, кто вещи.

И в этой трубе — встреча. У меня были двое-трое друзей, мы там потерялись, а потом опа! Миля, брат, ты здесь! А мы чёрные, не узнаешь, фонарик на следующий день не освещает. Все как негры, жуткие. Вот такие хорошие моменты были.

М. А.: Радость встречи с другом?

Мимино: Я мерю это именно вот так. Вот у меня друг, Ромка, я его в последний раз летом видел — и там встретил. Он потерял сознание. Я тоже терял.

М. А.: Вы просто ползли и в какой-то момент у вас все начало плыть?

Мимино: Смешно так… Рассказать? У бабушки моей был секретер, на нем слоники такие, знаете, маленькие-маленькие-маленькие. И вот я ползу с этим автоматом, уже не иду, уже ползу. И смотрю — слоники пошли. Сознание потерялось. Потом меня кто-то уже разбудил.

М. А.: Почему вдруг именно слоники? Так причудливо устроен человеческий мозг, что-то он извлекает…

Мимино: Не знаю. Там, кстати, в этой трубе, только я последний день в мире, ну, с Ромкой, другом рассуждали, разговаривали. И я вспомнил, что этот газопровод был в моем детстве, он строился тогда: Уренгой-Помары-Ужгород. Комсомольская стройка. И я, конечно, не думал, что побываю внутри него.

М. А.: (Траку) А вы не теряли сознание?

Трак: Нет.

М. А.: Вы такой прямо подготовленный? Кем вы работали до войны?

Трак: Шофер-тракторист.

М. А.: Вот, вы даже не шахтер. А сколько вы там дней были?

Трак: Немного. Сутки. Сразу на штурм пошел.

Ветер: Сначала, когда подготавливали, трое суток был там. Потом, когда на штурм пошли, сутки.

Мимино: Четыре-пять. Я с самого начала.

С Мининым и Пожарским

М. А. А ради чего вы это делали?

Мимино: Как ради чего? У меня, например, четверо сыновей. Все воюют, кроме младшего, ему семнадцать. Дети в армии, а папа дома — так не бывает.

М. А. И средний воюет?

Мимино: Средний… погиб.

М. А. Примите соболезнования… Извините.

Мимино: Я должен закончить эту войну, чтобы младший не шел воевать. Страшно все это, конечно. Надо быть дураком, чтобы не бояться смерти… Но я хочу, чтобы младший учился нормально. Стал инженером. Надо в этом году закончить войну.

М. А.: Считается обычно, что молодые должны воевать.

Мимино: Это песенки все. Молодые рожать должны. Жить. Меня — ну пусть убьют: я уже все видел. У меня семья, все хорошо. А молодым нужно жить.

М. А. Ну как «пусть убьют»? Есть же при этом множество семей в России, которые живут, как будто войны и не происходит. А ваша семья же сделала другой выбор.

Мимино: Знаете, со многими я так общался, они говорят: вот, когда к нам придут, тогда я пойду. А сейчас что, не мы, что ли? Вот, кстати, Курск. Я спортсменом был, приезжал на соревнования, этот город такой же родной для меня! Когда-то в детстве в Одессе я был. Это все наше. Ну что это такое?

М. А. Наше, только если еще и Одессу, пришлось бы воевать еще не один год.

Мимино: А девки их, наверное, с ума сходят, мужиков-то нет. Они сейчас там революцию поднимут.

М. А. Да, это вы зря так думаете. Они уже сами 18-летних начали на фронт посылать. Пока к ним здравый смысл придет, ваш сын уже успеет по-серьезному повзрослеть…

Простите за следующий вопрос. Я считаю вас всех героями. Но есть люди, не все конечно, некоторые, которые считают, что вы воюете за деньги…

Мимино: Ну так скажем. На гражданке вот эти деньги, двести сколько-то там, я, как водитель, запросто зарабатывал. Еще до вот этих всяких. Так что это не главное.

М. А.: А что главное?

Мимино: Родина, что еще? Это вот моё Трубецкое. Сибирь моя.

М. А. Вы так говорите, потому что вы из Советского Союза. А многие люди сейчас так не думают совершенно.

Мимино: Но мы им покажем, да, что так надо думать… И хант, и узбек… Деды наши просто так воевали, что ли?

М. А. Проходя через эту трубу, вы показывали, в том числе и нашему народу, что «я, ты, он, она вместе дружная семья…»

Мимино: Сейчас, может быть, не специально. Но пусть это будет, если люди так это будут воспринимать. Вот не думайте именно про меня, это все мы там были. У нас ведь, знаете, между разными подразделениями нет никакой дележки. Мы все делаем одно дело. Любой труд почетен, и воинский. Мы гражданские люди, только наши командиры воины по профессии. А мы просто выполняем их приказы.

Ветер: Мы — добровольцы.

Мимино: Как Минин и Пожарский. Русские так всегда и побеждали.

М. А.: (Траку) А для вас Родина это что?

Трак: Мир. Семья.

М. А.: Мира нет сейчас, получается, что-то с Родиной не так?

Трак: Да. Украина, потом что-то еще будет. Разрастется зараза-то.

М. А. А зачем вы пошли на войну?

Трак: Урегулировать эти отношения. Чтобы успокоилось все.

М. А.: Почему вы не подумали: и без меня урегулируется?

Трак: Многие так и подумали. И вот поэтому мы до сих пор воюем.

Нас очень много

Мимино: Украинцы не виноваты. Потерянное поколение. У них два потерянных поколения уже. И точно так же у нас много потерянных, тех, кто не знает, что такое Советский Союз, или Российская Империя, или Россия. Из русских как таковой кто? Вятичи, кривичи…

М. А.: Вы хотите сказать, что вот этот проход через трубу символизирует войну по двум направлениям? И одно из действий направлено непосредственно на ВСУ, которых вы, как говорится, штурманули. А второе действие направлено на внутреннюю жизнь, на Россию. Чтобы показать тем, кто так не думает, что мы все равно одна семья и должны защищать Родину.

Трак: Украина и Россия. Мы все внутри. Нам трудно ненавидеть украинцев. Они и во время Отечественной войны…

Мимино: Трудно, да. Всегда трудно. Мы вчера с пацанами разговаривали, я сказал: у моих друзей всех поголовно украинские фамилии. Остапенко, Сенденко, Бурчук… Он мне что теперь, врагом стал?

Трак: Просто внушили им, что русский — это зверь.

М. А.: Ну а как… Вы же вышли все черные, перемазанные, прыгнули в их окопы — а ненависти у вас нет.

Мимино: Ну дураки. Понимаете?

Ветер: Они такие же военные. Так же приказам подчиняются.

Мимино: Ну вот, если, например, двоюродный мой брат, да, это, конечно, сравнение не подходит, но все равно. Допустим, свою мать обижает. Я же ему дам…

М. А.: Дрозда, да.

Мимино: Но не всегда же буду убивать. Если он уже совсем, тогда, конечно, грохну. А так им надо дать. Пусть поймут. Эти нацики, они всегда были там. Как дядя Вова наш сказал: денацификация!

М. А.: То есть даже пройдя трубу и потеряв ребенка, вы все равно считаете, что украинцы — братья, которые просто себя плохо ведут?

Мимино: В какой-то мере. Не все, конечно. А те, кто именно глупые. Да, глупые.

Трак: Да. Которым глушили подсознание…

Мимино: Зомбированные. Нельзя же брать ребенка, которому не рассказывали про, ну там, логарифмы, и бить его за то, что он их не знает. Книжки-то не читают сейчас, не знают, что такое хорошо, что такое плохо.

М. А.: Неужели вы ни разу не пожалели, что зашли в трубу?

Мимино: Да какой там жалеть-то. Выжить надо, а не жалеть. Ползти надо, идти. Сзади тебя другие.

Трак: Ты остановишься — а они задыхаться начинают. Сто метров прошел — минутку отдохнул.

Мимино: Сто — это много.

Трак: Мы так считали, по швам: десять швов — десять метров.

Мимино: Я последние, помню, по три уже считал.

М. А.: И все же: ради чего?

Ветер: Есть задача, поставленная командиром, ее надо выполнить.

М. А.: А если он поставил невыполнимую задачу?

Мимино: Мы доверяем своим командирам. Зачем ему по шапке получать, что он угробил народ.

Ветер: Задача выполнимая все равно.

Мимино: Тем более русский воин… вон сейчас везде в интернете. Они боятся газ включать… полезем из конфорок.

М. А.: А вы кто сейчас, вот в этот момент?

Мимино: Мы сейчас все пациенты. Принимаем лекарства, дышим какой-то фигней.

М. А. Но вы герои? Я вас вижу героями.

Мимино: Я просто омский Мимино.

Трак: А я удмурт. Из Удмуртии.

Ветер: А я просто Ветер. Рядовой Ветер.

Мимино: Нас очень много. Работа, подготовка была проделана огромная. Нас сотни тысяч. Нас сначала надо довести, расшатать. Мы терпим-терпим — и пойдем. И так побеждаем.

М. А. Спасибо. Я вами восхищаюсь. Спасибо вам огромное.

Часть 2. Бойцы с позывными Рус и Кузя

Труба становилась городом

М. А.: Расскажите, пожалуйста, как вы узнали об этом задании — спуститься в трубу?

Кузя: Непосредственно перед спуском. Буквально вот мы приехали на позицию. Мы были в административном здании. Нас забирали частями, группами небольшими, мы приехали в блиндажи и окопы уже перед перед спуском в трубу. И наш тридцатый полк, наш штурмовой отряд специального назначения первым заходил туда. Все было тайно.

М. А.: А это задание вас не испугало?

Кузя: Обычное задание. Это, знаете, как ты идешь в первое наступление, где ранен, и понимаешь, что тебя уже ранило.

М. А.: Потому что адреналин?

Кузя: Потому что надо. Да, и адреналин.

М. А.: А сколько дней вы там находились?

Кузя: Я неделю был.

М. А.: А за счет чего вы держались?

Кузя: Потому что если нам поставили задачу… Лучше умереть там, на поверхности, в бою, чем в трубе.

М. А. (Русу): А вы сколько дней там были?

Рус: Четвертого марта зашли, девятого меня эвакуировали.

М. А.: И вы тоже не ели, не пили?

Рус: Ну пытались там что-то… Конденсат пили со стен. Кто как мог собирал. Кто в шприц, кто салфетки промакивал.

М. А.: Что было самым тяжелым лично для вас?

Рус: Замкнутое пространство. Когда столько дней не понимаешь, день это или ночь — тяжеловато морально.

М. А.: Вы жалели там о том, что вы вообще пошли воевать?

Рус: Нет. Сам пошел, меня не заставляли.

М. А.: Вы доброволец?

Рус: Да. Кому-то надо.

М. А. А почему именно вам надо?

Кузя: Другим же не надо, а нам нужно.

М. А.: Вы тоже доброволец?

Кузя: Я доброволец. Я живу тут недалеко, в Брянской области. Там же танки стоят на границе. Мы в тридцати-сорока километрах от них. И они также в любой момент захотят прорваться. И если мы там будем сидеть, вот как другие сидят… А я сам вот, с шестого августа, когда здесь началось все, два раза пытался заключить контракт. Первый раз жена отговорила. А второй раз заключил.

М. А.: Когда вы находились в трубе эти шесть дней, вы не жалели, что жену не послушались?

Кузя: Нет, не жалел. Мне казалось, что я выйду оттуда живой. Чуйка такая.

М. А.: Но как это можно почувствовать?

Кузя: Ну понимаете, вот я был там, не было ни страха, ничего нет. Ну было какое-то стремное чувство.

М. А. Была опасность запаниковать? И что могло случиться из-за паники?

Кузя: Мало ли что могло случиться. Организм сам не знает, как себя поведет.

М. А.: А были люди, которые запаниковали?

Кузя: Я не знаю, я не видел таких.

М. А.: А вы там как, шли или ползли?

Кузя: Шли, шли. Согнувшись.

М. А. А спали как?

Кузя: Просто все ложились и всё. Труба большая, пятнадцать километров, места хватало всем.

М. А.: А когда вы засыпали, как во сне ощущалось эта недостача кислорода?

Кузя: Я просто вырубался. И мне становилось очень-очень холодно. Я за счет этого просыпался. Потому что меня трясло и колотило от холода. Я старался не спать в эти дни.

М. А. Сны какие-то снились вам?

Кузя: Да, были. Какие-то странные.

М. А.:(Русу) А вам?

Рус: Снились. Бред какой-то.

Кузя: Труба становилась городом. Понимаете, безвоздушное пространство. Начинаются глюки. В трубе темно, не видно ничего. А ты понимаешь, что там освещается, как будто город, просто это метро, вот как в фильме. Это все по-настоящему.

М. А.: Это прямо наяву, да?

Кузя: Да. Как будто бензин где-то разлитый. И все эти аммиачные пары… От них голова очень сильно болит.

М. А. И что вы себе говорили, как вы себя поддерживали?

Кузя: У меня маленький ребенок. Вот я за счет него и выжил.

М. А.: Чтобы он вас еще увидел? Чтобы вы его воспитывали?

Кузя: Да, да, да. Представляю себе его улыбку, и мне становится легче. Понимаете, ребенку полгода.

М. А. Представляю. Он родился, когда вы уже служили?

Кузя: Нет, он в августе родился.

М. А.: А зачем же вы тогда пошли на войну?

Кузя: Чтобы все жили спокойно, понимаете? Мы их выгнали из Курской области. А если бы не мы, они бы и сейчас там сидели.

М. А.: Я вообще думала, что мы их еще отсюда долго будем выколачивать. А вы понимали вообще, ради чего вы в эту трубу залезли?

Рус: Прогнать фашистов. Освобождать свою землю. Чтобы скорее война закончилась. И жить спокойно, их не бояться, в смысле.

М. А.: А потом как вы вылезли?

Кузя: Ну, конечно, голова резко закружилась. Там еще момент был такой, шли мимо кладбища… пока до машины, до эвакуации дошел, четыре раза упал. Нас там начальство встретило.

Все хорошо — и хорошо

М. А.: Но вы же штурмовик? В чем тогда смысл был, что вы прошли трубу и не участвовали в штурме?

Кузя: Мы донесли то, что нужно было донести. У меня легкое пробито. Очень обидно было, что не участвовал в этом накате.

М. А.: Ну ничего, не надо обижаться, вы свое дело сделали. Вы несли эти снаряды, а так бы они вышли с голыми руками. (Русу) А вы тоже были эвакуированы сразу после трубы?

Рус: Я ноги там отморозил, в трубе.

М. А.: Что врачи говорят про ноги?

Рус: Говорят, что восстановятся.

М. А.: До этого были у вас штурмы?

Кузя: Были, конечно. Они все заканчивались ранением и вот этой больницей. Я в который раз уже здесь… Сейчас подлечусь — и обратно.

М. А.: То есть вы здесь уже не в первый раз? А почему не поедете домой лечить легкое?

Кузя: Сейчас меня здесь полечат, потом отправят на реабилитацию. А потом в часть.

М. А.:(Русу) А вот у вас дети — мальчики или девочки?

Рус: Девочки.

М. А.: А вы будете им рассказывать про эту трубу когда-нибудь?

Рус: Нет… Они девочки, зачем это?

Кузя: У меня три мальчика и девочка. Трое своих, один приемный.

М. А.: Вы же будете рассказывать? Чтобы они понимали, через что их отец прошел.

Кузя: Нет…

Рус: Зачем вообще им знать про войну. Все хорошо — и хорошо.

М. А.: Смотрите, в Саудовской Аравии переговоры о перемирии… Это вы лишили Украину главного козыря, что у них есть Курская область…если бы вы не прошли по этой трубе, все было бы иначе.

Кузя: Все равно изменится все. До следующей спецоперации все равно начнут. Не на Курск, так на Брянск, не на Брянск, так на Орел…

М. А.: Согласна. Но чтобы это осталось в истории, об этом надо рассказывать детям.

Кузя: Ну, расскажем когда-нибудь. Когда война закончится.

М. А.: Вы ведь тоже теряли там сознание?

Кузя: Да, один раз. Мимо шли пацаны, откачали меня. Если бы не пацаны, так бы там и остался.

М. А.: То есть нужно было идти с кем-то рядом, чтобы тебе помогли в себя прийти?

Кузя: Да, кто-то рядом должен быть.

М. А.: Спасибо вам огромное. И за то, что вы сделали. И за то, что нашли возможность поговорить со мной.

Кузя: Обращайтесь.

М. А.: Обратимся! Спасибо.

Читайте также: