2025-07-13T22:34:54Z
В Днепропетровске прогремели взрывы
2025-07-13T22:24:09Z
Спецназ ликвидировал переодетых бойцов ВСУ в Харьковском приграничье
2025-07-13T22:12:09Z
В Ростовской области объявили опасность атаки беспилотников
2025-07-13T22:08:27Z
В Госдуму внесут проект о бесплатном втором высшем образовании для участников СВО
2025-07-13T21:35:00Z
Старший матрос Хайбуллин эвакуировал раненого штурмовика из-под обстрела ВСУ
2025-07-13T21:13:52Z
Министр Писториус: ФРГ не будет поставлять на Украину дальнобойные ракеты Taurus
2025-07-13T21:03:13Z
На Елисейских Полях пройдет парад в честь Национального праздника Франции
2025-07-13T21:01:53Z
СМИ: Военные из Молдавии погибли на полигоне ВСУ в Херсонской области
2025-07-13T21:01:30Z
Кто родился 14 июля
2025-07-13T21:00:30Z
25 лет назад спецподразделения ФСБ России получили пистолет-пулемёт СР2 «Вереск»
2025-07-13T21:00:00Z
Военная операция на Украине. Онлайн
2025-07-13T20:59:06Z
На украинской границе приняли новые меры против уклонистов
2025-07-13T19:47:54Z
Дело экс-главы Военно-строительной компании Белкова поступило в суд
2025-07-13T19:42:03Z
Президент Германии выступил за возвращение обязательного призыва в армию
2025-07-13T19:23:21Z
В МАГАТЭ заявили о росте числа случаев использования БПЛА вблизи ЗАЭС
2025-07-10T08:31:43Z — Министр вооруженных сил Франции Лекорню заявил, что Европа не согласится с демилитаризацией Украины, он заявил об этом в интервью Valeurs actuelles. По его словам, перевооружение ВСУ соответствует интересам французской военной промышленности.
Иран, Россия, Персидский залив, "коалиция желающих" для Украины, "ужесточение" вооруженных сил, вопросы бюджета, моральное перевооружение. В преддверии 14 июля министр вооруженных сил Себастьен Лекорню высказался по широкому кругу вопросов. Подробно и содержательно.
Трамп принял роковое решение по Украине. Теперь — только большая война
Valeurs actuelles: Критики Трампа ставят под сомнение эффективность американских ударов по иранским объектам. Как вы оцениваете результат этих ударов?
Себастьен Лекорню: Можно ли сказать, что по состоянию на сегодняшний день у иранцев дела с ядерной программой хуже, чем до этого? Ответ очевиден. Мишенями [для американцев] стали три объекта. Был сильно поврежден – чтобы не сказать практически разрушен – Натанз. Серьезно пострадали Исфахан и Фордо. Но чтобы иметь возможность оценить реальный масштаб разрушений, по определению нужно спуститься на землю. И под нее. Ни американцы, ни израильтяне, ни, возможно, пока что даже сами иранцы не могут с полной уверенностью утверждать, в какой степени пострадала ядерная программа.
— Что стало с обогащенным до 60% ураном?
— Для иранцев это настоящее военное сокровище. Между прочим, не будем забывать, что обогащенный до 60% уран не используется в гражданских целях. И что за последние 15–20 лет степень овладения иранцами военными ядерными технологиями значительно возросла. Устранением нескольких ученых уже нельзя добиться полного уничтожения всех знаний, которыми они овладели. В лучшем случае таким образом можно создать атмосферу страха и отсрочить реализацию [иранской ядерной] программы. И последнее: ядерная боеголовка – ничто без носителя, то есть без возможности установить ее в ракету. И, наверное, можно сказать, что именно в этой области Тегеран за последние годы добился наиболее впечатляющих успехов. Иран полностью освоил производство двигателей для своих ракет.
— То есть вы косвенно подтверждаете, что возникла необходимость срочно нанести удар?
— В какой момент начинать проводить политику сдерживания? В какой момент можно сказать себе: "да, оно [ядерное оружие] у них есть"? Проверки МАГАТЭ – очень эффективный способ точно узнать, что происходит с мощностями по обогащению и хранению урана. Мы, французы, констатировали ускорение процесса сборки частей [ядерной] головоломки, а также освоения [иранцами] таких технологий, как металлургия урана и его интеграция в ракету. Иран воспользовался распространением технологий для реализации собственного курса на сдерживание. За это время кусочки головоломки, сначала далекие друг от друга, удалось сблизить. В этом отношении принятое в 2018 году, во время первого президентского срока Дональда Трампа, решение разорвать ядерное соглашение с Ираном (СВПД, – прим. ИноСМИ) и повторно ввести санкции имело контрпродуктивный эффект. Иран ускорил свою программу. Как и Северная Корея.
— Если бы американцы не нанесли этих ударов, на что бы рассчитывала или могла бы рассчитывать Франция?
— Наша политическо-медийная система полагает, что можно решить иранскую проблему за два дня, а затем спокойно отправиться в отпуск. Они недооценивают стратегическую глубину Ирана – в техническом, технологическом, научном плане, в плане природных ресурсов. Это великая страна, в прошлом – признанный мастер по обходу санкций. Более того, страна, загнанная в угол, страна-параноик – что, кстати, можно понять, учитывая, каким потенциалом располагает Израиль… У нас явно есть проблемы с восприятием, потому что мы смотрим на Иран как на очень маленькую страну. Хотелось бы напомнить, что нынешний режим выживает с 1979 года и сталкивается с огромными проблемами в области безопасности. Взгляните, насколько стремительно Израиль нейтрализовал иранских "прокси" – но также и какую разрушительную силу приобрели эти прокси во всем регионе.
— Именно из этих факторов проистекает ваша осторожная позиция по данному вопросу?
— Да, и она не имеет ничего общего с наивностью или слабостью. Мы воспринимаем Иран таким, какой он есть на самом деле, с его сильными и слабыми сторонами. Чтобы прямо ответить на ваш вопрос, скажу, что Франция, будучи участницей СВПД и обладая всем дипломатическим опытом нашего МИДа, должна сыграть свою роль. В этом вопросе мы рассуждаем слишком разрозненно: США, Израиль, Иран, Европа… Это ложный путь. Китай, Россия и другие государства играют значительную роль. Я имею в виду такие крупные развивающиеся страны, как Индия и Бразилия. Мы слишком евроцентричны. Это, кстати, справедливо в отношении всех событий, которые нас интересуют. Центр мира – это не Европа. Особенно когда речь идет о ядерных вопросах, которые касаются всей планеты.
— Что может произойти, если иранский режим откажется вести переговоры по ядерной программе?
— Правильный вопрос звучит так: сыграет ли Иран, как обычно, на [нашем] стратегическом терпении и будет ли он стремиться потянуть время ? В том числе, кстати, готовя неприятный сюрприз: пытаясь поставить всех перед свершившимся фактом в отношении военной ядерной программы. Не нужно быть великим стратегом, чтобы представить, что сегодня иранские власти говорят себе, что будь у них бомба, они бы никогда не стали мишенями недавних ударов. Вот почему мы столь осторожно относились к этой опции. Когда терять уже нечего, как правило, бросаются вперед очертя голову. Такой подход, естественно, неприемлем.
— Итак, что же делать?
— Необходимо работать с членами Совета Безопасности ООН, с великими ядерными державами, какие бы разногласия мы ни имели с этими странами в других отношениях. Все они являются гарантами договора о нераспространении ядерного оружия, ДНЯО. Пять изначальных ядерных держав, несомненно, играют тут ключевую роль.
— Чтобы убедить Иран не выходить из ДНЯО?
— Да, потому что – совершенно очевидно – это в его интересах.
— Вот почему 1 июля Эммануэль Макрон позвонил Владимиру Путину?
— Разумеется.
— Полезная, но немного неожиданная инициатива, судя по тону его неоднократных заявлений по поводу России…
— Неожиданная для тех, у кого слишком короткая память. Я же в последние три года постоянно объяснял, что ядерные державы имеют друг перед другом особые обязательства. В последний раз президент Макрон звонил президенту Путину в сентябре 2022 года по поводу Запорожской атомной электростанции на Украине, то есть по ядерной проблематике. Когда президент республики попросил меня позвонить экс-министру обороны России Сергею Шойгу, целью звонка было преимущественно провести беседу по ядерным вопросам и вопросам борьбы с терроризмом. Тут действует принцип "красного телефона" из фильмов о холодной войне: ядерные державы должны общаться.
— Помогала ли Россия Ирану защищаться?
— Бесспорно, оказывается помощь по военно-промышленной линии. Не по военной ядерной составляющей как таковой, а по баллистической составляющей и по новым технологиям (речь идет исключительно о предположениях французского министра, — прим. ИноСМИ).
— Вплоть до недавнего времени?
— Между двумя странами происходил обмен технологиями, интеллектуальными знаниями и ноу-хау. Переводилось ли это в прямую военную взаимопомощь? Очевидно, что здесь ответ отрицательный. Предоставляла ли Россия Ирану разведданные об Израиле? Вполне можно предположить…
— Может ли Владимир Путин помочь сдвинуть с мертвой точки иранские позиции?
— Государства, несущие особую ответственность в связи с обладанием ядерными технологиями, в 1960-1970-х годах учредили международный режим противодействия распространению ядерного оружия. В его создание внесла свой вклад не только Россия, но и Китай. Многие были удивлены, что несколько недель назад в этом здании принимали министра обороны Китая. Такого не случалось почти двадцать лет. В ходе наших двусторонних консультаций и официального ужина мы много говорили о режиме нераспространения. Ведя диалог с этими великими державами, мы, Франция, государство, наделенное особыми полномочиями, имеем возможность напомнить им об их обязательствах. Поверьте мне, это не напрасные усилия. Подчеркивая это, я очень точно отвечаю на ваш вопрос.
— На самом деле, это вполне очевидно…
— Добавлю: это наш долг. Позволю себе даже сказать: это обязанность каждого главы государства Пятой республики, предыдущего, нынешнего и будущего обладателя этой должности.
— Какова роль в этом процессе лидеров стран Персидского залива, которых вы хорошо знаете? Они активно вооружаются, находятся в эпицентре политики Трампа…
— У них очень важное место. Я и правда регулярно посещаю Саудовскую Аравию, Катар, Объединенные Арабские Эмираты. Очевидно, что они опасаются своего великого шиитского соседа Ирана. Они также прежде всего защищают свой суверенитет. Ни за что на свете они не хотят зависеть от одной великой державы, будь то Вашингтон, Москва или Пекин. Они признают за Францией традицию уважительного отношения к суверенитету в рамках международных отношений партнерства. В том числе за пределами военной тематики: в вопросах культуры, университетов. Их значительные финансовые возможности побудили их распространить свое влияние за пределы Персидского залива и Аравийского полуострова. Мы хорошо видим роль, которую они начали играть, например, в Ливане. И последнее: у них есть стремление к развитию технологий, под которыми я имею в виду, в частности, искусственный интеллект. Я считаю, что это ключевой элемент, поскольку он помогает увеличить стратегическую глубину их политического курса.
— Какие послания передали вам в последние недели лидеры этих стран?
— С 7 октября они боятся широкомасштабной эскалации, какого-то инцидента, который никто не сумеет отыграть назад. Они также активно обсуждают ситуацию в Газе, которая имеет большое значение для региона. Нерешенность израильско-палестинского вопроса оказывает влияние на весь Ближний Восток. Кроме того, нет никаких сомнений относительно того, что их беспокоит проблема иранской ядерной программы. Они очень серьезно к ней относятся.
— Израиль предлагает Ливану заключить соглашение о нормализации отношений. Насколько оптимистично вы настроены в отношении будущего Страны кедра?
— Хорошо, что Израиль предлагает политические и дипломатические решения. Военная операция имеет смысл только в том случае, если она потом трансформируется в политическую инициативу. В противном случае это бесконечная война. Сегодня Ливан находится в совершенно новой ситуации. Новый президент Жозеф Аун – выдающийся человек, бывший начальник Генерального штаба ливанской армии, последнего учреждения в стране, которое объединяет представителей всех конфессий и слоев общества. Механизм "деконфликтации" между Израилем и Ливаном, созданный во время перемирия и реализуемый США и Францией, продолжает работать, доказав свою эффективность. Ослабление "Хезболлы" предоставляет отличную возможность для того, чтобы, воспользовавшись им, добиться политического прорыва.
— Возможно ли, чтобы Франция продолжала придерживаться своей традиционной голлистской позиции: союзнических отношений с Израилем с учетом позиции стран Персидского залива?
— Мы не должны бояться защищать свои интересы. Объективно наш интерес заключается в том, чтобы не допустить, чтобы безопасность Израиля была поставлена под сомнение, а также чтобы добиться прекращения вредоносной активности ХАМАС. И поскольку мы являемся признанной военной державой и участвовали во многих военных действиях, мы проводим четкое различие между войнами, на которых щадят мирных жителей, и конфликтами, в ходе которых их не щадят. Мои слова – это послание не Израилю, а его лидерам. Когда бывший премьер-министр Израиля Эхуд Ольмерт заявляет, что не согласен с политическими указаниями и инструкциями, данными ЦАХАЛу, это заслуживает того, чтобы взглянуть правде в глаза. Защищать наши интересы означает обеспечить сохранение сложного устройства мира. Когда генерал де Голль покинул объединенное командование НАТО, он тем не менее не стал заключать союз с Москвой…
— Как обстоят дела с соотношением сил на украинском фронте? И что с инициативой "коалиции желающих", столь дорогой сердцу президента Макрона?
— Ситуация на фронте стабильная, но напряженная. Россия продолжает медленно, но упорно продвигаться вперед, занимая порядка нескольких сотен квадратных километров в месяц. В этом контексте "коалиция желающих" имеет возможность предложить основу для размышлений о будущем. Учитывая судьбу первых и вторых Минских соглашений, мы знаем, что любая договоренность о прекращении огня должна сопровождаться гарантиями безопасности, призванными предотвратить возобновление конфликта. Этот тезис непосредственно отвечает важнейшим интересам Европы. Мы больше не можем позволить себе, чтобы каждые три года в этом субрегионе начинался новый конфликт. По гуманистическим соображениям, из соображений безопасности, но также и по экономическим причинам…
— Полезное напоминание… Намерены ли мы совершенствовать подготовку украинской армии, в том числе отправляя солдат на ее территорию?
— Наша абсолютная красная линия – это демилитаризация Украины. Мы должны быть последовательными. Мы не можем отказывать Украине во вступлении в НАТО и в то же самое время соглашаться с тем, что у нее больше не будет армии. Украинцы должны иметь возможность обеспечивать собственную безопасность. Это ключевой фактор, потому что в противном случае я не вижу особых шансов обеспечить и безопасность соседних стран. "Коалиция желающих" подталкивает Украину к тому, чтобы задуматься о будущем формате своей армии, а Францию – о новых возможностях для своей промышленности. Украина не может оставаться зависимой от предоставления терминалов Starlink или поставок американских систем Patriot. Англосаксы и немцы, знаете ли, не собираются давать нам фору в вопросах защиты своих экономических интересов в перевооружении и восстановлении Украины! Я хотел бы пояснить вашим читателям, что, если бы, помогая Украине, мы не заботились о защите наших экономических интересов, мы оказались бы главными идиотами Европы.
— Выступая в комитете по обороне Национального собрания, Вы заявили: "Чем больший ущерб наносится нашим обычным и экспедиционным возможностям, тем в большей мере мы полагаемся на сдерживание на нашей земле и тем ниже порог использования этого краеугольного камня нашей национальной обороны". В достаточной ли степени подготовлены наши обычные вооруженные силы (танки, орудия, судна, самолеты...)?
— Хорошо, что [чтобы заняться этим вопросом] мы не стали дожидаться начала боевых действий на Украине, потому что такие вещи требуют времени. Чтобы уничтожить потенциал, понадобится несколько недель, но на то, чтобы его восстановить, уйдет несколько лет. Несомненно, 15-20 лет назад потребовалось провести часовое совещание в этом здании, чтобы ликвидировать все каналы производства пороха и боеприпасов малого калибра. Мне требуются месяцы встреч и обсуждений бюджета, чтобы успешно возобновить их производство. Это должно стать уроком на будущее для всех элит. Я только что отпраздновал свое 39-летие. В силу моего относительно молодого возраста я не могу понять, как бюджет армии мог упасть до столь низкой отметки, не вызвав более ожесточенных споров. В 2017 году мы получили 32 миллиарда евро из 1500 миллиардов государственных расходов… Любопытно, что на меня оказывается гораздо более сильное давление, чем на моих предшественников, когда они закрывали базы, полки, сокращали командный состав…
— Добавим конкретики. Сколько готовых к ведению боя танков Leclerc мы способны сегодня выставить в случае необходимости?
— В 2027 году мы снова сможем развернуть две полноценные бронетанковые бригады.
— Сколько танков?
— Нет смысла отвечать на это, поскольку речь не только о танках самих по себе. Важные вопросы таковы: на что мы способны в одиночку? Вместе с союзниками? Как долго мы сможем продержаться? Эти вопросы определяют структуру нашей работы по наращиванию потенциала. Следует четко понимать, что на сегодняшний день единственная страна НАТО, способная самостоятельно развернуть армейский корпус, – это США. Больше ни одна держава, ни Германия, ни Франция, ни Великобритания, не могут этого сделать. Мы поставили перед собой цель иметь возможность в одиночку развернуть две бригады. Это означает: иметь людей, оборудование, запчасти, топливо, боеприпасы, системы медицинского обслуживания, жилье, транспортные самолеты A400M, чтобы быть в состоянии перебросить силы. В 2022 году, когда меня назначили руководить этим ведомством, мы все впадали в панику при мысли о том, что нам придется реализовать эти задачи к 2027 году. Мы на правильном пути. Остается один вопрос: окажется ли все это достаточным в 2027 году?
— Это возвращение дилеммы между взаимосвязанностью и массой…
— Нет, решающим фактором является скорее устойчивость. Она связана с вопросами обеспечения боеприпасами, поддержания техники в рабочем состоянии, обучения военнослужащих.
— Можно ли сказать, что Франция по-прежнему является великой военной державой?
— После трех лет, проведенных на моем посту, я в этом убежден. И не только потому что у нас есть ядерное оружие. Самое главное – это наш моральный дух. И это не [пропагандистский] лозунг. Меня немного беспокоит задача решить уравнение с только что согласованным НАТО доведением оборонных расходов до 3,5% ВВП. Военный потенциал государства не сводится исключительно к покупательной способности его бюджета. Проводя время с нашими ранеными, с семьями убитых, я понимаю, почему в конечном счете женщины и мужчины решают посвятить себя чему-то, что больше их самих, вплоть до того, что жертвуют ради этого своей жизнью: это и есть нация. Не хочу высказываться некорректно, но убежден, что многие европейские страны к этому не готовы. И в глубине души нас всегда за это уважают.
— В рядах армии, в промышленных и парламентских кругах раздается много голосов, говорящих о том, что содержащиеся в законе о военном планировании пункты не исполняются в плане бюджета…
— Ожидается, что13 июля президент республики выступит с конкретными заявлениями относительно следующего оборонного бюджета. В этом году произошло небольшое отставание из-за правительственных ограничений, но препоны устранены. Повторю, что в 2017 году бюджет Вооруженных сил страны составлял 32 миллиарда евро, а в этом году мы достигли показателя в 50,5 миллиарда. Скорее, вопрос в том, принимает ли наш стратегический выбор правильное направление? Ответ, мне кажется, должен быть утвердительным. Но все же: двигаемся ли мы достаточно быстро, в одном ритме с геополитическими изменениями? Очевидно, что определяющее значение приобретают наши темпы, особенно с учетом феномена милитаризации новых пространств и технологических скачков. Два года назад не было разговоров о квантовой военной технике.
— Что касается моральной силы: согласны ли вы с задачей к 2030 году вдвое увеличить численность резервистов?
— Цифры роста очень обнадеживают. Однако я не тороплюсь кричать об успехе. Стать резервистом по-прежнему слишком сложно. В бюрократическом плане предстоит преодолеть еще много ограничений. В эпоху цифровых технологий ненормально, что мы не можем что-то упростить. Я в ближайшем времени еще вернусь к этому вопросу.
— Наблюдаете ли вы во Франции возрождение патриотического чувства – если использовать это ставшее устаревшим словосочетание?
— Да. Я поражен количеством наших сограждан, которые заявляют о доверии нашим вооруженным силам, хотят вступить в их ряды. Не стоит поддаваться каким-то сиюминутным настроениям: дескать, все над этим смеются, молодежь испортилась… Напротив, я ощущаю некую устойчивую тенденцию, стремление вернуться к корням, пониманию, идентичности, передаче знаний. Сегодня ни одно авиашоу, ни одна открытая тренировка не проходит без аншлага. Я по-прежнему глубоко убежден, что французы все еще хотят быть частью чего-то, что больше их самих.
2025-07-12T12:06:53Z
Французский генерал Франсуа Шованси в беседе с газетой Le Figaro поставил под сомнение возможность НАТО заниматься закупками и поставками оружия для Украины, как это предлагает президент США Дональд Трамп.
2025-07-09T10:42:00Z
2025-07-03T09:55:05Z
Лидер французской партии «Патриоты» Флориан Филиппо считает, что страны Европы должны последовать примеру президента США Дональда Трампа и прекратить поставки боеприпасов на Украину.
2025-06-27T09:52:44Z
Наращивание Евросоюзом военной помощи Украине не поможет остановить войну, единственный путь лежит через дипломатию, заявил РИА Новости депутат Европарламента от Бельгии Руди Кеннес.
2025-06-25T15:26:37Z
Читатели французского издания Le Figaro резко отреагировали на заявление Владимира Зеленского на саммите НАТО, поблагодарившего Европу за внимание к Украине.