Супруги Ильяшенко: «В многодетной семье любовь преизбыточествует»

2025-09-11T16:21:35Z — Большая семья Ильяшенко — единственная в стране, в которой сразу две женщины удостоены звания «Мать-героиня». Обе они, педиатр Мария Евгеньевна и историк Ирина Валерьевна, свекровь и невестка — матушки, жены священников. И свои награды из рук президента Владимира Путина в Большом Кремлевском дворце...

Большая семья Ильяшенко — единственная в стране, в которой сразу две женщины удостоены звания «Мать-героиня». Обе они, педиатр Мария Евгеньевна и историк Ирина Валерьевна, свекровь и невестка — матушки, жены священников. И свои награды из рук президента Владимира Путина в Большом Кремлевском дворце они получали вместе в мае 2025 года.

Матушка Ирина и отец Филипп, родители одиннадцати детей, рассказали главному редактору ИА Регнум о труде и счастье православного воспитания, преодолении уныния, ангельской силе младенцев и, конечно же, о любви и радости — супружеской, родительской, сыновней и дочерней, которыми все держится и которые, по выражению главы семейства, «преизбыточествуют» в каждом многодетном доме.

«Мы с теми, кто на передовой»

— Сегодня мы в гостях у многодетной семьи. Семья уникальна, на мой взгляд, еще и тем, что многодетность — наследственная. Одиннадцать у них, двенадцать у родителей отца Филиппа, а у его сестры — девять.

Филипп: А у другой сестры — десять.

— Наследственная история. Ирина, вы недавно получили орден «Мать-героиня». Вы носите этот орден?

Ирина: Пока еще не приходилось.

— А просто на улицу выйти?

Ирина: Ну вот есть смысл на 9 Мая. Какое-то должно быть очень официальное мероприятие, мне кажется.

— А как связана многодетность с 9 Мая?

Филипп: Мы с теми, кто сегодня на фронте, кто воюет. У меня брат доброволец на фронте, сейчас на передовой. Они герои. И те, кто дома рожает детей, воспитывает их, — тоже герои. День Победы в этом смысле — день героизма. И самый естественный момент — надеть награды, прославляя парадным своим видом Победу и героизм на фронте и в тылу.

— Многодетность — это тоже патриотизм?

Филипп: Конечно. Апостол Павел пишет: «Покажи мне свою веру без дел. Я тебе покажу веру из дел своих». Что такое вера из дел? Дела. Что такое патриотизм? Кто-то пошел на фронт и защищает нас, нашу мирную жизнь. А кто-то свою жизнь посвящает тому, чтобы родить и воспитать детей. Это, конечно, любовь к своей стране через любовь к семье, к детям.

Само понятие семьи предполагает наличие любви. Без любви семья не живет, она разрушается. А если семья многодетная, значит, это любовь, которая преизбыточествует. Любовь родителей друг к другу и любовь, которая в рождении детей, с детьми, умножается в семье. Нормальная семья любит друг друга, любит свою страну. Мне так кажется.

— Мне кажется, вы говорите про осознанную многодетность. Ведь бывает, что у людей просто дети рождаются и рождаются, потому что…

Филипп: Наверное, можно найти много таких трагических или грустных примеров. Мы счастливо с Ирой родились в семьях, где родители друг друга любят, заботятся друг о друге, воспитывают детей своих. И наше окружение, круг нашего общения — преимущественно тот, где люди по-настоящему друг друга любят. И те трудности, которые неизбежно в жизни каждого человека случаются, и трагедии даже — переживают вместе.

С другой стороны, я езжу по регионам каждый год, несколько раз в год на предел географии. И там есть разное. Есть семьи неблагополучные, и всегда очень жалко детей в такой ситуации. Как быть? Забрать ребенка, лишить его родителей, думая, что в детском доме ему будет лучше? С бытовой точки зрения, с точки зрения присмотра, обучения, ухода — лучше. А вот семьи он лишается. Это трагедия всегда.

Ангел дома

Филипп: Я родился в очень счастливой семье, вторым ребенком, было десять детей младше меня. На моей памяти у нас никогда не было такого момента, чтобы дома не было младенца. Всегда есть маленький ребенок.

— А что это дает?

Филипп: Любовь одушевленная — она дома у тебя.

Ирина: Говорят, что ангел дома…

Филипп: А потом как-то я стал старше и стал думать, как мне жить. Что бы я хотел в жизни. Это был совершенно осознанный выбор. Я понял, что я не хочу жить один, что это плохо, для мужчины это такая обделенность чем-то очень важным. Надо жить для кого-то. И для меня не было вопроса, что семья должна быть многодетная.

Я бы так сказал: есть малодетные семьи и есть семьи. Нормальная семья — многодетная. А есть семья, в которой по каким-то причинам, по каким-то обстоятельствам детей мало.

— А мало — это сколько?

Филипп: Мало? Ну, если государственная норма, трое детей в многодетной семье. Это, несомненно, так. Но у меня было ощущение, что такое вполне вхождение в многодетность — это пять детей.

— Ирина, а вы тоже из многодетной семьи?

Ирина Нет, нас двое с сестрой. Обычная советская семья.

— Вы когда познакомились с отцом Филиппом, знали о его далеко идущих планах?

Ирина: Он меня предупреждал… Но я не думала, что они простираются настолько далеко. Мне казалось, что четверо-пятеро детей — это много, это большая семья. Ну, со временем оказалось, что их может быть гораздо больше.

— У вас тоже все время младенец был дома?

Ирина: Да.

— И как вы принимали решение относительно пятого, седьмого, девятого, одиннадцатого?

Ирина: Честно говоря, я не принимала решений. Я не то что плыла по течению, но не было такого, что мы садимся и думаем: так, будет следующий ребенок или нет. Муж решил, что у нас будет большая семья. Я с ним согласилась. Я просто не думала, что настолько большая.

Филипп: Мы это подробно обсуждали, когда мы были женихом и невестой. А познакомились и подружились мы в университете. Оказалось, что мы живем в одном районе, в соседних домах, через двор. И мы довольно много на эту тему говорили, это было важно. Мы так воспитаны, что жениться можно один раз и на всю жизнь.

— А что значит «нас так воспитали»? Уверена, ваша мама никогда не говорила: сынок, если ты женишься, не бросай жену.

Филипп: Так это и говорилось. Сейчас я вспоминаю игру свою с братьями и сестрами. Втроем или вчетвером мы играем в семью как раз. Папа, мама и дети. Наши дети тоже все через эту стадию проходят, в какой-то момент они играют именно как папа, мама и дети. Это вопрос, который нас естественным образом интересует. Мы с братьями и сестрами видим нормальную любящую семью.

— Никогда не ругаются и не ругают?

Филипп: Нет, у нас родители никогда не ругаются. Я за всех ругаюсь, а родители меня никогда не ругают.

Поругать-поругать — и обнять

— А как они вам делали замечания? Как вас наказывали?

Филипп: Наказывали, конечно.

Ирина Наказывали.

Филипп: Папа нам много-много объяснял. Я помню себя таким вредным подростком — и что-то мне папа говорит, говорит, говорит. Я так стою, киваю головой, думаю: ничего не буду говорить, чтобы он быстрее кончил говорить, сколько можно все это слушать. И я вырос и понимаю, что это были, может быть, самые важные разговоры. Самые важные слова были сказаны, самые важные советы были даны вот в этих разговорах. Теперь, когда мои дети — подростки, я понимаю, что и им так кажется, но дальше для них это будет жизненной опорой.

Ирина: Если запомнит. Скажешь — что-то всплывет.

Филипп: Запомнит или нет — остается все, потом проявляется. Воспитание — не просто муштра, можно вымуштровать группу людей, они будут ходить строем, делать по команде повороты, развороты. Но это не воспитание, это наработка навыка, слитного действия.

А воспитание — это погружение в любовь. Вот если любовь есть, то все, что тебе скажут, ты можешь все забыть, но все это останется в тебе, в таких императивах твоей жизни. Ты это будешь делать не думая, как дышишь, как идешь умыться с утра.

— А как это погружение в любовь в вашей семье выглядит? Какие простые действия, сценки вам вспоминаются?

Ирина: Знаете, провинившегося тоже иногда, конечно, ругаешь. Но иногда видно, что и ему самому паршиво, он сам понимает, что произошло. Иногда его надо поругать-поругать и как-то обнять. Ну хотя бы немножко. Просто чтобы он чувствовал, что это не конец света, что он все равно любимый ребенок.

Филипп: Взрослый всегда сильнее ребенка — и физически, и морально. И можно воспитывать детей вот этим давлением таким. Ты что-то сделал, вот тебе наказание, нотация. Эта манера воспитания приводит к тому, что ребенок начинает защищаться. Защититься он может только одним образом: боясь пробудить у взрослых недовольство, начинает обманывать. Это такой очень верный признак в семье: когда ребенок начинает говорить неправду, значит, его где-то передавливают.

— А где тогда найти эту грань наказания?

Филипп: А это вопрос как раз любви. Отец Владимир Воробьев, духовник школы, где учатся наши дети, говорит, что в воспитании есть только одна сила — сила любви, и только один авторитет — авторитет святости. И если дети наши видят наше, словами апостола, богобоязненное житие, если мы можем это примером показать, вопреки своим недостаткам человеческим, — тогда они это могут воспринять. Мы можем говорить все что угодно. Но если мы это не покажем, то ничего не получится.

Взрослый тебя любит. И ты чувствуешь эту любовь и не хочешь его огорчить. Когда огорчил, бежишь попросить прощения. Потому что невозможно эту любовь умалить, обидеть, огорчить, от себя оттолкнуть. И вот наша родительская задача, мне кажется, этому учиться и проявлять это.

— Вы наследовали это умение? Или вы, когда родителями стали, заново учились?

Филипп: Если бы мы все просто наследовали. Знаете, унаследовать высшее образование тоже не получается. Так и здесь. Конечно, это учеба всей жизни, мне кажется.

— Сейчас, как вы считаете, вы уже научились?

Ирина: Если нечему учиться, можно уже отправляться на кладбище, мне кажется. У меня часто бывают какие-то недоумения, как поступить в том или ином случае, что нужно сказать.

— И это у вас — у мамы одиннадцати детей…

Ирина: Да, у меня. Вы, наверное, тоже, как мама, понимаете, что у детей есть чему поучиться. И у маленьких, и у больших, и у средних.

— Но мне всегда казалось, что это с первым, вторым, третьим ребенком ты еще удивляешься…

Ирина: Представьте себе, нет.

— И даже от одиннадцатого ребенка что-то новое узнаете?

Ирина: Не обязательно от него, а средний кто-нибудь что-нибудь скажет, предпоследний…

Филипп: Я даже скажу, прежде так не было, но сейчас Ира записывает какие-то выражения и мысли младшей дочери, нашего одиннадцатого ребенка, и куда-то нам присылает, чтобы мы тоже умилялись.

Ирина: Просто социальная сеть… Я поняла, что это проще, чем записывать на бумагу. Со старшими я записывала в блокнот, но потом этот блокнот при переезде потерялся. Очень было жалко. А со средними как-то… не доходили руки. С телефоном — быстрее.

Труд благополучия

— А на каком ребенке у вас был самый тяжелый период в жизни?

Ирина: Мне было тяжело с пятью-шестью детьми. В какой-то момент было просто уныние. Первый, понятно, это сложно. Потом второй, третий. Ты все время ждешь, когда же будет небольшая передышка. А у нас они были подряд, с разницей в два года. И в какой-то момент просто пришла усталость.

Тяжело было, когда шестой родился — и я жила на даче с ними всеми одна. Муж работал, он мог приехать раз в неделю на полдня.

— И как же вы справлялись?

Ирина: Ужасно. Знаете, меня поддерживал мой старший сын девяти с половиной лет. Я волновалась за младенца, что-то не так со здоровьем, еще что-то. И он как-то просто, даже не помню какими словами, сказал: мам, я рядом. Могу, например, съездить в аптеку, это на велосипеде 20 минут. Мне со всеми детьми идти — это нереально было. Оставить их не на кого, они все-таки маленькие были. Ну, потом приехала бабушка через две недели.

— Почему вы не решили, что вот я тут сама остановлюсь, сделаю перерыв на несколько лет?

Ирина: Ну, у нас такое понимание, что Господь дает детей… Если у нас есть дети, то, слава Богу, нам Господь их дает.

— Но не вы же сидели с детьми, отец Филипп.

Филипп: Ну, во-первых, я всегда хотел много детей. Родители были и остаются примером и ориентиром. Во-вторых, мы все-таки любим друг друга, живем вместе. И если появляются дети, у тебя есть выбор. Ты можешь препятствовать с помощью каких-то средств, а можешь принимать. Мы как-то уверены, что если нам Бог дает детей, то нам полезно, чтобы они были. Нам это полезно. Если нам будет неполезно, то он нам их не даст.

— А вот для такой многодетной мамы что значило бы «время для себя»? Если бы у вас появилось такое время, что бы вы делали?

Ирина: Это немножко остановиться и замедлиться. Почитать книжку, посмотреть фильм, просто одной погулять на природе или с подругой, может быть, пообщаться так, чтобы у тебя не кричал кто-то над ухом. Ну, в спокойной обстановке. Или с мужем погулять. Нам это очень редко удается.

Филипп: Большая семья — это большая ответственность разного рода. И в материальном плане точно так же.

Чтобы наша семья могла жизнь устраивать, я ухожу из дома в шесть-семь утра, прихожу в десять-одиннадцать вечера. Я не сижу с детьми, да, но моя задача, чтобы дети были обеспечены необходимым для жизни.

— Но это такой труд, который не выбивает человека из колеи.

Филипп: Если вы думаете, что они не устают, это неправда.

Мне кажется, что современное выражение «жить для себя» совершенно разрушительно для любой нормальной семьи. Семья — это отказ от себя ради другого, кого ты любишь. Любишь свою жену — должен отказываться от себя. Любишь своих детей — должен отказываться от себя. А когда ты начинаешь жить для себя, то ты себя в этом смысле противопоставляешь другому человеку.

Найти хорошего мужа

— Но огромная часть общества живет именно в потребительском мире, где со всех сторон человеку говорят: вот это на тебе должно быть надето, такой должен быть гаджет, туда ты должен съездить и это посмотреть…

Филипп: Мы с Ирой по первому образованию историки. Вот эти периоды построения общества потребления в богатых странах заканчивались большими кризисами. И можно к литературе апеллировать, к авторам, которые писали про это общество потребления между двумя войнами. Какая ужасная эта жизнь, ими описанная…

А можно сказать про другое. Нам, священникам, проще об этом сказать, потому что к нам приходят люди, которые хотели пожить для себя. С горькими слезами. Что мы жили, жили, жили, а теперь мы хотим, например, семью. А семья не получается. Даже если получится создать семью, не получается ее сохранить. Она рушится.

— Почему?

Филипп: Потому что ты привык жить для себя, ты не хочешь ничего терпеть. Жить для себя — это не терпеть другого человека. Тогда становится очень трудно. Хочется родить ребенка в семье. А оказывается, что в какой-то момент ты сознательно этому препятствовал, а теперь у тебя почему-то не получается ребёнок.

Начинают спрашивать: а можно ли сделать такую-то манипуляцию, а можно такую, а можно суррогатное материнство? Понятно, что это такой крик отчаяния. Конечно, человек хочет своих детей, в полном смысле — своих.

— Когда вас спрашивают женщины про суррогатное материнство, что вы говорите им?

Филипп: Русская церковь на эту тему высказалась вполне определенно и очень строго — как о неприемлемой практике. Но есть человек, которому плохо, который страдает. И задача священника — ему сострадать, его услышать, разделить его горе и помочь пережить его. Если ему скажешь: нет, ничего нельзя, всё, ты, негодяй, сам виноват, — так нельзя… Он сожалеет о том, каким он был, он уже плачет об этом. Он должен покаяться, если было в чем покаяться. И священник должен объяснить, как ему дальше обрести смысл жизни.

— Ирина, вот у нас сейчас демографические показатели в стране не самые лучшие. Как вам кажется, почему? У вас, наверное, есть какое-то своё мнение, тем более вы историк.

Ирина: Думаю, так потому, что действительно многодетных семей мало. Психология такая, да: трудно, невыгодно. И достаточно одного ребенка, наверное, двух.

— А если к вам придет какая-нибудь девушка и скажет, я видела вас по телевизору, вас награждал Владимир Владимирович, это очень круто, у вас 11 детей, и я решила, что я тоже хочу… Что вы ей скажете?

Ирина: Сил, терпения… Очень здорово. Но если по-честному… Сейчас я вам скажу. Самое главное — найти мужа, хорошего, надежного, верующего. Нет, конечно, бывают надежные и хорошие люди неверующие.

— Какие трудности были главными?

Ирина: Трудности? Терпения у меня часто не хватало. Казалось, что нет сил уже, и еще иногда просто уныние накатывало: все плохо, дети ругаются, кто-то там обманывает, еще что-то такое. Но у нас есть наш духовный отец Владимир, со всякими бедами можно было к нему… И сейчас можно со своими вопросами приходить.

У меня был образец — семья Филиппа. Ну, не то что образец в рамочке, но как бы и до сих пор….

Первые десять лет мы жили рядом на одном этаже с Марией Евгеньевной и отцом Александром. Когда мы поженились, младшей сестрице Филиппа было пять лет, нет, четыре даже.

Очень важно, чтобы была поддержка мужа, близких или кого-то еще, единомышленников.

— А если девушка, выслушав вас, скажет: а если честно, буду ли я счастлива? Что вы ответите?

Ирина: Это очень зависит от того, как вам удастся воспитать детей. А вообще многодетная семья — это счастье. Как и дети вообще. Ребенок — это и радость, и крест. Будешь всегда переживать за него, даже если он уже взрослый и у него уже свои дети.

— Люди именно этих эмоций боятся. И так тревожно, а тут еще за ребенка надо тревожиться.

Ирина: Но когда у тебя нет детей, как-то совсем грустно. Многие тогда не видят смысла жизни. Вот ты всего достиг, у тебя всё есть, а детей нет. Ты завтра умрёшь, и что после тебя останется? Дом, машина, ещё что-то? Нет, знаете, чем больше детей, тем как-то лучше. Конечно, бывают тоже расстройства и сложности, но это такая большая поддержка.

Мне раньше люди говорили: какая вы богатая мама! Я думаю: да, богатая. Памперсами, там, горшками, криками… Но они были правы: дети, конечно, обогащают и тебя, и друг друга. Конечно, не всё пасторально. Не так часто и не так легко все собираются. Вот у родителей отца Филиппа, например, 56 внуков, соответственно, у наших детей 45 двоюродных братьев и сестер. Это здорово. Почти у всех есть ровесники братья и сестры. Самый урожайный год был, когда шесть внуков родились. Даже мы порой сбиваемся со счета.

Бабушка еще знает все дни рождения, именины. Раньше она умудрялась дарить подарки не только детям, но и невесткам, зятьям, внукам.

— А свекровь, когда вы только зажили рядом с ними на одной лестничной клетке, помогала вам или ей своих было достаточно?

Ирина: Помогала. Советом, моральной поддержкой. Для молодой мамы это важно. Я была неопытной, у нас с сестрой небольшая разница в возрасте, маленьких детей я мало видела. Свекровь не могла моих младенцев нянчить, у нее были тогда свои дети маленькие, она не могла их бросить. Но помогали сестры и братья мужа. Да-да-да, они и были няньками.

«Ты знаешь, что ты не оставлен»

— Что у нас с демографией происходит, почему так? Вы, батюшка, исповеди принимаете, с людьми работаете, должны знать.

Филипп: Просите рассказать тайну исповедей?

— Нет. Вывод сделать.

Филипп: Если глобально… там рождаются дети, где есть крепкая вера, вера в бога. Посмотрите на те части нашей громадной и удивительной Родины, России, где сильна религиозная традиция — не просто как традиция, а как убеждение. Почему там много детей? Потому что там создаётся настоящая семья. Православные знают: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф, 18:20. — Прим. ред.). Если два человека любят друг друга, с ними всегда Господь есть.

И что бы с тобой ни происходило, ты знаешь, что ты не оставлен. Тебя ведут за руку, под руку, несут на руках, если надо, когда совсем тоже идти не можешь. А если вера ослабевает — и античные историки об этом говорили, и русские, и средневековые, и историки Нового времени — первой начинает разрушаться нравственность.

Утрачивается нравственное чувство. И там, где оно утрачивается, разрушается семья. Следующий этап — это развал государства. Для младших современников было совершенно очевидно, что Смутное время — результат такого страшного правления русского царя. И так вплоть до того, что и государство начинает распадаться на части.

Конечно, надо укреплять веру нашу. Надо укреплять семью. Но не апеллируя к высшей личности, к Богу, это, мне кажется, невозможно.

Вот в своей семье, где я родился, я это видел и чувствовал как старший. Вот я отвечаю за свою семью. Конечно, нам государство очень помогает. Как многодетные мы понимаем, например, что для многодетных главная проблема — проблема пространства для жилья.

— Вам помогли?

Филипп: Нам Владимир Владимирович подарил квартиру в Москве. Мы жили на 80 метрах, 12 человек. Теперь 250 метров на 13 человек.

— У каждого из одиннадцати, мне кажется, теперь свой уголок.

Филипп: Да. И мы очень благодарны. То есть материальную сторону можно закрыть, но чисто деньгами демографию не купишь.

— Мы к этому сейчас вернёмся, это очень важно. Но опять же, не все семьи многодетные могут попасть в поле зрения Владимира Владимировича. Не всем, естественно, можно подарить квартиру. Что делать?

— Очень много работать приходится. Какая-то наша особенность в нашей жизни, мы все помногу очень трудимся. У обычного человека перерыв на обед, восемь часов рабочий день, два выходных дня в неделю. Многодетная мама работает 24 часа в сутки без выходных и без отпусков. В этом смысле и при этом в целом ее труд не считается по большому счету. Стаж трудовой не идет. Сейчас этот вопрос обсуждается, как-то подходы к этому решению, к этому вопросу имеют место.

Ирина: Пенсию раньше дают, в 50 лет, если пятеро детей…

— И вы говорите, что материальная поддержка не повысит желание рожать?

Филипп: Сама по себе нет.

Нужно показывать, рассказывать, учить, предъявлять примеры нормальной семьи. Вот я, по благословению священноначалия, включен в экспертный совет Министерства культуры по распределению государственных субсидий на кинематограф. Если кинематограф показывает кино, где все разведенные, предавшие друг друга, абсолютно вне брака живущие — это нормально?

Большая семья — великая сила

— То есть нужна идеология?

Филипп: Она должна быть в школе, в детском саду, она должна быть, самое главное, в своей семье. Бывает, что и очень известные семьи с большим количеством детей переживают надломы, разломы, начинают разводиться. Приходит трагедия распада семьи. Избежать этого мы не сможем точно. Мы живем в падшем мире, и в нем что-то рушится все время, разваливается, распадается.

Но создать семью как оазис счастья — можно. Как этому научиться? Мы с этого начинали. Мы жили в благополучных, любящих семьях, мы видели любовь родителей друг к другу, видели, какое это удивительное счастье. Вот если прикладывать педагогические, социальные, материальные и иные усилия, мы сможем создать эти оазисы счастья. Потом в этих семьях родятся дети. Да, у моей старшей сестры девять, у другой десять, у братьев пять, шесть. Мы все хотели много детей, потому что нам в детстве было хорошо в нашей семье.

Ирина: Когда дети были маленькие, они считали, так, сколько будет, значит, внуков. Ну, если у каждого будет тоже по 12 детей — 144. Они в полной уверенности говорили так.

— Но это же будет означать, что у вас вообще не наступит период отдыха.

Филипп: Почему? Наступит.

— Ваши девочки начнут рожать. Вы будете все равно ухаживать за младенцами.

Филипп: Мы все там будем и все там отдохнем. Но это же заповедь такая человеку, который не может больше жить в раю, который своим обманом и непослушанием разрушил гармонию первозданного мира: будешь трудиться.

Ирина: Я ещё добавлю, дорогой? Когда у меня были все дети маленькие и мне было трудно, меня поддерживало то, что я видела семью Филиппа: это сила. Вот когда они все подросли, шестеро братьев, шесть сестер, стало понятно, что это большая сила. Всегда можно за помощью обратиться. Один там творческий, другой математик, другой программист и так далее. Вот рядом с мамой стоят ее взрослые сыновья. Это здорово.

Филипп: Как в псалме: «Сыновья твои, как масличные ветви, вокруг трапезы твоей…» (Псалтирь, пс 127 [Песнь восхождения]. — Прим. ред.)

Ирина: Ну и про демографию… Мне тоже в какой-то момент казалось, что вот если какие-то фильмы интересные такие снимать, современные, где здорово показаны большие семьи, как, например, в фильме «Звуки музыки». Там же семь детей, и у нас дети очень любят этот фильм, он такой красивый, музыкальный, интересный. С другой стороны, это может восприниматься как такая яркая картинка, но к твоей жизни не имеющая отношения. Важно, когда ты знаешь лично. Когда взаимодействуешь.

— Я хочу вас спросить про ваш самый светлый момент как мамы.

Ирина: Любые достижения детей. Когда маленькие — шажок, слово, еще одно… Когда они уже подрастают, что-то они там… смогли справиться с собой, с какой-то задачей, со своим занятием. Каждое их достижение, самое небольшое — сам помыл посуду, подмел пол. Просто кто-то из детей взял и накрыл на стол к твоему приходу. Любые их какие-то победы — это очень светлые моменты.

И рождение. Это каждый раз такое чудо, такое сильное переживание для мамы, неважно, сколько их рождается, каждый раз огромная радость и невероятный подарок.

И ещё светлые моменты… У нас старшему уже 26. Бывает, после каких-то поездок летом мы собираемся все вместе. Прошлым летом кто-то приехал из Архангельска, одна приехала из Донецка. Мы даже по карте смотрели, приблизительно следили. И вот мы собрались, делимся впечатлениями. Конечно, всё это сумбурно, на фоне каких-то бытовых хлопот, но это тоже такое счастье…

Филипп: А вот я еще хочу сказать по своему опыту, обращаясь к мужьям в семьях.

Распространённая такая вещь: мужьям кажется, и мне раньше казалось, что самое важное, чтобы все было на месте, все было аккуратно. Как же это непонятно, неужели нельзя взять и вещь положить на место? А кому-то кажется, что там жена должна быть хорошо готовящей или там… очень благочестивой. Кто-то считает, что жена должна, может быть, за собой следить сама в таком физически выразительном смысле, еще что-то… Вот это такие мужские, я бы сказал, благоглупости…

Жена — такой замечательный цветок, данный тебе, за которым надо ухаживать, — и он расцветает. И красотой, ароматом, своим теплом тебя делает счастливым. И все вот эти представления о том, что надо что-то вот так сделать, это вообще абсолютно неважно. И все это появится. У тебя есть семья. Дети рождаются. Дети — это всегда беспорядок, всегда какие-то ограничения для мамы, особенно для мамы, занятой грудным вскармливанием.

Но в какой-то момент дети чуть подрастут, и всё это будет. И порядок, и все остальное.

Читайте также: