Кесоу Хагба рассказал об уникальной системе ценностей абхазского народа

2025-08-12T14:51:29Z — В чем зашифрован код выживания нации. Почему свобода пахнет луком и черным вином. Как роль Цезаря стала для него прививкой от власти, как он работал министром, и как случай привел его в театр… Обо всем этом "Российской газете" рассказал народный артист Абхазии, председатель абхазского Фонда культуры, бывший министр, депутат и просто человек, которому всегда известно, что думает простой, но непростой народ. Знакомьтесь: его зовут Кесоу Хагба.

В чем зашифрован код выживания нации. Почему свобода пахнет луком и черным вином. Как роль Цезаря стала для него прививкой от власти, как он работал министром, и как случай привел его в театр… Обо всем этом "Российской газете" рассказал народный артист Абхазии, председатель абхазского Фонда культуры, бывший министр, депутат и просто человек, которому всегда известно, что думает простой, но непростой народ. Знакомьтесь: его зовут Кесоу Хагба.

Кесоу Золотинскович, вы родом из знаменитого абхазского села Дурипш, ваша связь с ним кажется почти мистической. Вы говорили, что "даже во сне" все ваши друзья и спектакли приходят именно туда. Что для вас это место?

Кесоу Хагба: У меня мечта вернуться в деревню. И я думаю, что вернусь. Деревня - это уникальная вещь. Там все куда более открыто: и подлость, и коварство, и все хорошее. Чтобы в деревне стать первым, ты должен прожить жизнь, которая пахнет совестью и добротой. Иначе тебя никогда не позовут быть тамадой. Я убежден: человек, у которого напрочь отсутствует ощущение малой родины, лишен подлинного смысла жизни. Можно иметь огромные деньги, холдинги, но без этого чувства жизнь неестественна.

Ваш путь в театр - будто случайность. Вы же мечтали с детства, говорят, стать адвокатом?

Кесоу Хагба: Да, в детстве я любил смотреть зарубежные фильмы про адвокатов. Меня вдохновляла борьба за честность, справедливость. Потом дома, когда за окном темнело и в стекле все отражалось, я их изображал. Иной раз любопытные соседки меня за этим ловили. Одна из них и передала моей матери, что Тбилисский театральный институт объявил набор абхазской группы. Я должен был стать слесарем, учился в профтехучилище, но судьба распорядилась иначе. Тогда в институте меня ждало разочарование - курс был уже набран. Но что-то во мне…

Это "что-то" - может, природное лидерство?

Кесоу Хагба: Не знаю, что тогда покорило приемную комиссию, но меня приняли против всех правил. Так началась другая жизнь.

А после института и возвращения в Сухум в театре вы вместо "премьера" стали, как я слышал, "хулиганом"?

Кесоу Хагба: Да, премьером-хулиганом. Хо! На первом же собрании театра я сказал, что в нашей труппе не пахнет творчеством и нам стыдно за кондовые спектакли, которые у нас идут. Дирекция тут же объявила нас злостными хулиганами и уволила. Два года нашей пищей были только лук, черное вино и черный хлеб. Даже на похоронах и свадьбах люди боялись с нами здороваться, потому что сам первый секретарь обкома от нас отвернулся. Денег не было, мебели не было. Дети родились - ничего не было. Зато мы были свободны. Пили вино, заедали луком, спорили, и все это в кайф. Такое запоминается на всю жизнь.

Чем же закончилась ваша "революция" - это ведь еще в советские годы?

Кесоу Хагба: Если бы наш актер Лаврик Ахба не познакомился на море с режиссером Лесем Танюком, не знаю, как бы все повернулось. Через него мы вышли на московских журналистов - к нам приехал корреспондент Леня Лейбзон из журнала "Молодой коммунист" и написал всю горькую правду. Статья вышла, а все молчат. Мы отнесли журнал в обком партии, потом в ЦК Грузии. Наконец, журнал попал к Шеварднадзе.

Вдруг звонок - нас вызывает первый секретарь. Ходит по кабинету, не здоровается: "Я сейчас говорил с Эдуардом Амвросиевичем. Из вашего Робинзона (это он так "перепутал" фамилию Лейбзона) мы сделаем мыльный порошок!" Я спрашиваю: "Да что вы так нервничаете?" Он мне: "А ты, голубоглазый, помолчи! Тебя тоже в порошок сотрем!"

В общем, дело дошло до секретаря ЦК КПСС Зимянина. И вот в воскресенье за мной приезжает черная "Волга". Привозят к тому же первому секретарю. А тот встречает у порога: "О-о! Пришли мои друзья! Садись, красавец! Диктуй, какой приказ вам нужен, чтобы мы вас восстановили. И не забудь, что мы вам должны за два года зарплату заплатить". И потом еще добавил: "Вы, ребята, немного ошибались, но мы поняли, что вы были правы". Так все и закончилось. Нас пытались давить, а мы стали от этого сильнее и свободнее. А это же не проходит, и навряд ли мы когда-нибудь изменимся.

На сцене вы играли могущественных правителей: Царя Леона, Юлия Цезаря. А позже сами стали министром культуры молодой непризнанной республики Абхазия. Театральный опыт помогает понять природу власти?

Кесоу Хагба: Роль Юлия Цезаря в постановке Валерия Кове стала для меня главным уроком: если человек возомнил, что он - бог, он неизбежно идет сам и ведет всю свою империю к краху. Цезарь решил, что он - бог, и получил кинжал в грудь от самого близкого своего друга, Брута - так в решении Валерия Кове - и вот уже лежит на полу маленький, жалкий трупик. Нельзя манипулировать толпой ради своих личных амбиций.

Власть и совесть - как они уживаются? Говорят, власть портит человека. Но вы сами были министром и не боялись оставлять посты. Что вас всегда поддерживало?

Кесоу Хагба: Я никогда не носил за собой шлейф министра. Как чиновник, я был очень неудобный. Сам ходил к директорам, не вызывал их к себе. Но главное - не боялся уйти. В любую секунду. Возможно, это и стало моей отправной точкой. И еще - вера. Что-то сверху ведет нас. Называйте это судьбой, Богом... Знаки. Самое главное - никогда не терять чувство, что ты не все в этой жизни решаешь. Человек не знает, что с ним будет через секунду, а выпендривается. Надо просто жить и получать удовольствие от того, что имеешь. От красоты природы, моря, людей. И нести перед всеми ответственность - в этом и есть совесть. А у кого есть совесть, тот не топчет портреты. Побоится посмотреть в глаза своему отражению.

У кавказцев менталитет особенный, как вы говорите, "героический, а не прагматичный". Что это значит? Как это проявляется в жизни?

Кесоу Хагба: Это значит, что у нас умереть легче, чем договориться о подлости. Это касается законов чести. Это не просто красивые слова. Лучшие люди России, которые воевали здесь, от Лермонтова и Толстого - до офицеров, чьи мемуары только сейчас открывают, всегда писали об этом с огромным уважением. Героичность абхазов проявляется в системе ценностей, в нашем коде "апсуа". В городе можно через аферу выйти вперед, а в деревне, где больше сохранилась самобытность, чтобы тебя уважали, нужно прожить жизнь, которая пахнет совестью. Уважение не покупается - заслуживается достоинством. И это отражается во внешнем облике.

А вдруг вы встретились бы с марсианами - как объяснили бы им, кто такие абхазы?

Кесоу Хагба: Через два понятия - скромность и мужественная простота. Абхазы не украшают свои черкески. Даже князья носили только черные или белые. Красота и богатство внутри, не напоказ. Мышление абхаза - это иносказание, добрая ирония и юмор. Очень жизненная, житейская мудрость - почитайте у Фазиля Искандера. Для меня быть абхазом - это база моя как человека.

Абхазский государственный драмтеатр им. Самсона Чанба во главе с режиссером Валерием Кове в начале двухтысячных стал легендой, когда московский продюсер Ольга Дубинская показала в Европе ваши спектакли. Вы с Теймуразом Чамагуа, Майей Джикирба, Романом Сабуа, Чинчором Джения (всех не перечислить) играли главные роли. Ваш спектакль "Махаз" тогда многих потряс…

Кесоу Хагба: Это был спектакль мирового уровня. Ольга Дубинская тогда только-только создала "Центр содействия культуре Кавказа" и была членом ассоциации министров культуры Южного федерального округа. Она изумилась, посмотрев "Махаз", оформленный одними только белыми простынями. Увидела в спектакле простоту и глубину. И мы с большим успехом гастролировали в Болгарии - в Пловдиве на фестивале "Сцена на Перекрестке", на знаменитом фестивале в Сибиу в Румынии - у Константина Кирьяка (он потом "рулил" Авиньоном), на фестивале "Белая Вежа" у Александра Козака в Беларуси. Это все она делала для нас. Каким-то образом умудрилась провести через границу, официально, со старыми советскими паспортами.

Помню, в румынском Сибиу мы шли по улицам, и незнакомые прохожие нас приветствовали: "Абхазия! Абхазия!". Кто-то дожидался после спектаклей, просил автографы. Так же было и в болгарском Пловдиве, и в швейцарском Монтре, где наш спектакль смотрел Дмитрий Набоков, сын писателя. Так было и во Владикавказе. Это было признание нашей уникальной культуры. И это все благодаря бескорыстно влюбленной в наш театр россиянке Ольге Дубинской. Благодаря ей за пятнадцать лет вышло больше тысячи публикаций в российской прессе. Она трагически ушла от нас, погибла, став кавалером ордена "Честь и слава", и мы ее не забываем. Это гениальная "всемирная отзывчивость русской души", о которой говорил Достоевский.

Это были самые тяжелые годы - сразу после войны душили информационная и экономическая блокада, непризнание всего мира. Потом, с признанием республики Россией, наступил перелом... Но ведь и в вашей личной жизни многое за эти годы переменилось. Когда-то были, например, заядлым охотником - и вдруг как отрезало, отказались от охоты навсегда. Почему?

Кесоу Хагба: От охоты, которой увлекался с детства, я отказался еще раньше, во время войны. Мои маленькие дети жили тогда в Пицунде. Когда нас бомбили вчерашние соседи, старшая дочка от страха стала заикаться. Есть было нечего. Приехал к ним. Поднялся с собакой на сопку. Полетели голуби, я выстрелил. И первый раз в жизни увидел, словно в рапиде, как голубь в воздухе получает пулю, с криком падает, и из открытого клюва фонтаном бьет алая кровь... И визжит, пронзительно визжит. Его глаза просили, чтобы я его не трогал. И тут что-то со мной произошло... Это какое-то глубинное ощущение - что никогда больше я не смогу убивать. Кровь у всех одинаковая. Красная. Так ружье с тех пор и стоит...

В чем, по-вашему, главный код выживания абхазского народа?

Кесоу Хагба: В главном коде - информация о том, кто ты, кто я. Главный код - это код языка. В языке наши трагедии, драмы, судьба. Потеряем язык - нас не будет. Кровь останется, но одно поколение, второе, и все закончится. Ощущение родины, крови, ответ на вопрос "кто ты", связь с Богом, с природой. Выживет тот, кто сохранит свой код. И абхазы в самых сложных ситуациях выстоят - при условии, что сохранят язык. Сейчас вот время больших культурных проектов с Россией. И надо раскрывать свой великий народ, его культуру. Чтобы мы видели себя глазами русских. А русские нашими глазами - себя. Как братья.

Читайте также: