На верном пути. Он помог выжить в трудную минуту миллионам россиян. Как святой Серафим Саровский стал надеждой и опорой для них?

2025-08-05T08:19:18Z

Он не летал в космос. Не изобретал атомную бомбу. Не вел за собой восставших пролетариев. Он не гениальный полководец, не дирижер, не генеральный секретарь ЦК КПСС и не рок-звезда. Однако сотни тысяч, а то и миллионы людей регулярно думают о нем, вспоминая его жизненный путь и надеясь на его покровительство. Он — Серафим Саровский, человек, посвятивший себя Богу, избравший путь кротости, нестяжательства и человеколюбия и достигший святости. Он бежал от мирских страстей и не искал славы, но его знает каждый православный христианин, и у его икон в храмах не гаснут свечи. О жизни преподобного Серафима «Лента.ру» рассказывает в рамках проекта «Жизнь замечательных людей».

Древние намоленные здания разделяют на кирпичи, на крошку, стирают в пыль. Столетние деревья выкорчевывают, превращают в щепки. Чужие, нелюбящие руки вытряхивают драгоценное содержимое гробниц, и нетленные — как казалось когда-то — мощи обращаются после грубых прикосновений в прах. Все для того, чтобы поставить расщепление на поток, сделать на месте зданий, деревьев и гробниц конвейер по подчинению распада атома.

И если распад атома не обратить вспять, то святыни могут восстать из праха и заново собраться из крупиц, кирпичей и щепок в средоточие духовной жизни. Так стало и с Саровской обителью, катализатором возрождения которой после советского распада и превращения в Арзамас-75 стала фигура одновременно обычного и выдающегося человека.

Это Серафим Саровский — инок, постник, молитвенник, подвижник, пустынник, прозорливец и чудотворец, который, несмотря на все перечисленные регалии, является, как это ни парадоксально, одним из самых простых святых русской земли.

У святости существует много ликов. Чтобы лучше описать проявление Святого Духа в святых, люди прибегают к своеобразной горизонтальной иерархии, в которой у каждого вида близости к Богу есть свое название. Так, кроме «классических» мучеников и великомучеников, святым может быть признан правитель, в годы своего руководства показавший себя благочестивым христианином и заботившийся о подчиненных, как святой Даниил Московский, прославленный как благоверный. Святым может быть признан и правитель, смиренно принявший смерть от единоверцев-христиан, как князья Борис и Глеб или последний русский император Николай II с семьей, они — страстотерпцы. Также святой может быть прославлен в лике бессребреников, то есть людей, посвятивших жизнь безвозмездному врачеванию, как великомученик Пантелеймон.

А лик преподобного, который был «присвоен» Серафиму Саровскому, подразумевает, что его обладатель удалился от сует мира и в монашестве обрел максимально возможное для человека богоподобие, победив все искушения и страсти и став недосягаемым примером для современников. Такого же прославления, к слову, удостоился и «учитель всей земли русской» святой Сергий Радонежский, косвенно причастный к судьбе Серафима.

И к этому прославлению — ради себя и ради славы Господней — всю жизнь шел Серафим Саровский, начавший этот путь совсем другим человеком, Прохором Мошниным.

Воздух бьет в лицо, и земля все ближе, а мама — все дальше, осталась наверху, на последней площадке строящегося храма. Она не видела, как мальчик свесился через перила и случайно спорхнул, не смотрит, как летит ее сын, и не кричит ему вслед, но бежит вниз, как будто сможет успеть подхватить и спасти. Но спасать мальчика не пришлось: сбежав по ступенькам, мать увидела, что ребенок не только не разбился, но и сам стоит на ногах, дожидаясь ее.

Этим чудесным образом спасшимся ребенком был семилетний Проша Мошнин, сын курского дельца Исидора Мошнина и мещанки Агафьи Мошниной. Именно Исидор был подрядчиком, взявшимся за строительство храма во имя преподобного Сергия Радонежского, с которого и упал Прохор.

До этого момента Исидор не дожил, он скончался, когда ребенку было около трех лет, и руководство строительством — да и всеми купеческими делами семьи — взяла на себя мать Прохора. Она же, если верить житию преподобного, воспитала в нем богобоязненность (не страх перед Богом, а стремление жить по Его заповедям) и сочувствие к слабым и «нищим духом».

В детстве Проши был и другой случай чудесного спасения, по драматизму не уступающий инциденту с падением со строящегося храма. Будущий святой, несмотря на крепкое здоровье, вдруг заболел так сильно, что все окружающие были уверены, что ребенок не выживет и скоро отойдет к Господу. Но небесный заступник Прохора не позволил оборваться жизни ребенка. В горячечном бреду мальчику явилась Богородица, которая пообещала, что вскорости тот полностью излечится.

Так и случилось. В дни болезни ребенка в Курске намечался крупный крестный ход, который должен был пройти с иконой Богородицы по главным городским улицам. Но непогода сильно изменила планы верующих, и всей процессии пришлось уйти с маршрута и спасаться от дождя и грязевых потоков переулками. В одном из таких как раз жила семья Прохора, и благодаря этой случайности икону Девы Марии пронесли по двору Мошниных. Агафья, мать Прохора, поспешила воспользоваться случаем и вынесла больного ребенка на улицу, чтобы молящиеся пронесли икону прямо над ним. И чудо действительно произошло: вскоре после этого ребенок полностью исцелился.

Скептики скажут, что описанные события не такие уж удивительные чудеса: ребенок выздоровел после болезни, мальчик не разбился, упав с относительно небольшой высоты. Но даже в житии святого эти события преподносятся не как проявление экстраординарных способностей Прохора, а как благоволение Бога к будущему подвижнику, который и дальше во всем полагался на Него, отказываясь от самой своей личности ради слияния с Христом. Так что недовольны этими чудесами останутся не только скептики, но и те верующие, которые ждут от святого левитации и волшебства. В этом смысле Серафим Саровский будет неправильным святым для очень многих.

Мальчик взрослел, и воспитание благочестивой матери давало плоды. Хотя подросток и варился в купеческой среде и почти полноценно участвовал в семейных делах, его сердце лежало к совершенно другим вещам. Несмотря на загрузку юноша посещал столько богослужений, сколько мог, и искал общения с духовно близкими ему людьми. Житие даже описывает его дружбу с чтимым в те годы курским юродивым.

Видимо, жизнь в миру окончательно перестала отвечать взглядам и духовному устройству Мошнина, и он задумался об уходе от мирских сует в монастырь. И задуматься было о чем. Путь в монастырь был устлан испытаниями. Чтобы стать монахом (слово, происходящее от древнегреческого μόνος — «один», то есть одиночка; русский аналог этого слова — «инок», также происходящий от «один»), подданному Российской империи нужно было пройти ряд бюрократических процедур и соответствовать множеству критериев.

В первую очередь, Прохору, как хорошему сыну, следовало получить благословение матери на уход в монастырь из семьи и от дел, ведь после пострига человек умирает для мира и рождается для служения Богу. Агафья Мошнина не видела особых препятствий к монашеству сына: дела купеческие мог подхватить брат Прохора Алексей, а уход сына из семьи и мирской суеты в полное служение Богу не смущал ее. И несмотря на то, что четко сформулированного «да» от матери Прохор не услышал, ее реакция скорее говорила о том, что она была бы не против ухода сына в монастырь.

Далее требовалось получить согласие всей купеческой общины Курска, затем — по возможности добиться благословения на монашеский подвиг от духовного отца, найти подходящую обитель, в которой были бы вакантные места монахов, дождаться 30 лет — возраста, в котором государство давало разрешение монастырям принимать новых насельников, и так далее.

Купеческая община дала добро, старец Киево-Печерской лавры Досифей благословил, монастырь, Саровская пустынь, был выбран — Прохору оставалось лишь дождаться, пока ему не исполнится 30 лет и в нужной обители не освободится одно из мест.

В ожидании появления вакантного места молодой человек стал послушником Саровского монастыря и начал проходить искус, то есть испытание — множество мелких и крупных поручений и трудов от обязанности будить других послушников по утрам до трудов в столярной мастерской и уборки помещений.

После Прохор снова заболел, снова чудесным образом исцелился, но все-таки умер (для мира) и получил новую жизнь (в богоподобии) — принял постриг с именем Серафим, то есть «пламенный», и около семи лет жил вместе со всей братией в монастыре.

А по истечении этого времени начинается такой период в жизни Серафима, который обычный современный человек, воспитанный на остросюжетных фильмах и книгах, скорее всего, сочтет самым скучным, а имеющий представления о тяжести ежедневного монотонного духовного подвига — самым интересным.

Пожив с братией, Серафим показал себя человеком, достойным более серьезной ступени аскезы, и руководство монастыря дало ему позволение стать пустынником. Согласно житию, принятию такого решения способствовала и болезнь, развившаяся у монаха из-за непрерывных молитв и постоянного участия в богослужениях — у Серафима так сильно распухли ноги, на которых, вдобавок, периодически открывались страшные раны, что проводить богослужения монах уже был не в состоянии. При этом в житие отмечается, что выбранный Серафимом путь не был связан с желанием упростить себе жизнь.

Серафим буквально стал монахом в квадрате — сначала удалился от мира в монастырь, а потом — от монастырской братии к уединенной жизни в лесу. При этом ему по-прежнему необходимо было посещать часть богослужений, а больше того — в значительной степени самому обеспечивать себя едой и всем необходимым.

Для того чтобы не отвлекаться от молитв и трудов, Серафим даже испросил у настоятеля отдельного благословения на частичный отказ от духовных бесед с местными жителями. Правильность этого пути подтвердило еще одно чудо, которое вряд ли впечатлит масштабом человека из XXI века, но которое стало важным знамением для самого монаха: толстые ветки деревьев, обступившие дорогу к его уединенному жилищу, одним утром легли на землю, одновременно как бы кланяясь Серафиму и препятствуя масштабному паломничеству к его келье.

Он перестал менять одежду и ходил в одном тонком облачении и зимой и летом, а под этим нарядом у него были тяжелые вериги (то есть гири и цепи), единственной прослойкой между ними и телом зимой была лишь тонкая тряпица. Серафим изнурял плоть постоянным постом: пренебрегал пищей, которую выдавали пустынникам в монастыре, и брал к себе в келью лишь недельный запас хлеба, который под конец срока превращался в сухари. Впрочем, даже и этот хлеб не весь предназначался для самого инока — часть он отдавал лесным зверям.

С кормлением животных связано и событие из жизни отца Серафима, часто изображаемое на иконах, но на самом деле вряд ли имевшее место, — кормление медведя. Достоверно известно, что монах однажды действительно встретил дикого и голодного хищника у своей избушки, но, понимая, что на Бога нужно надеяться, а самому плошать не следует, вместо полюбовных разговоров со зверем выбрал оборону и бросил в того хлебом, после чего медведь ушел. О том, что дружеское кормление хищника было выдумкой, известно и из последних слов старицы Матроны: значительную часть жизни она заявляла, что ребенком сама видела, как Серафим кормил медведя, но на смертном одре призналась, что говорила неправду по научению другого монаха Саровской обители.

Еще монаха питал небольшой огород и заросли похожей на карликовый борщевик сорной травы сныти. Больше никаких «удовольствий» отшельника не окружало, и это повергало других насельников монастыря в шок. Некоторые пытались навязаться Серафиму в помощники, чтобы одновременно помогать ему в трудах и учиться от него мудрости, но выдержать такую же, как у этого монаха, жизнь не смог никто.

Впрочем, в бессребреничество Серафима верили не все. Предание гласит, что жившие поблизости от монастыря мужики решили, что раз к монаху порой ходят за духовным советом просители, иногда даже благородных кровей, то они точно должны оставлять Серафиму богатые дары. Отъем «богатства» у монаха показался им плевым делом, мужики вооружились топорами и пошли требовать у Серафима денег.

Утверждается, что инок встретил опасных гостей, не прячась и даже не предпринимая попыток защититься от грабителей, которые, конечно, не поверили, что у Серафима нет спрятанного золота и серебра, и принялись избивать монаха. Голову иноку проломили обухом топора, нанесли и ряд других серьезных ран, связали и бросили в сенях его же избы, но… внутри кельи не было ничего, кроме иконы и нескольких картофелин.

Преступники бежали, Серафима нашли и выходили в монастыре. Он якобы убедил местные власти не искать мужиков, а по выздоровлении вернулся обратно в разоренную несостоявшимися грабителями келью, где взял на себя дополнительный подвиг — подвиг молчальничества. Так он жил еще три года, проводя время в непрестанных молитвах до изнеможения тела, пока община монастыря не намекнула ему: пора назад. Монах, суммарно проживший 16 лет в уединении, подчинился, но и по возвращении в монастырь он не сразу вернулся к общению с окружающими — следующие 15 лет он провел в затворе и первые пять лет подряд не контактировал ни с кем.

Кажется, будто монах сменил одно уединение на другое, не менее строгое, но на самом же деле он начал… проповедь.

Спустя пять лет молчания Серафим, уже почтенный старец, приоткрыл дверь в свой внутренний мир и в свою келью — монахи могли наблюдать за его духовными трудами и даже пытались просить совета, однако старец все еще держал обет молчания и пока проповедовал лишь своим примером. Но даже в молчании он вдохновлял других насельников монастыря на духовные подвиги.

Наконец, инок был готов заговорить, и к нему потянулись вереницы посетителей: мужчины, женщины; купцы, дворяне, мещане, крестьяне; богатые и бедные; здоровые и больные; с вопросами духовными и вопросами житейскими.

Серафим Саровский никому не отказывал, принимал каждого, для всех находил утешение. Сказанные старцем слова, которые могут показаться простыми и наивными, произнесенные им знакомые каждому верующему нехитрые молитвы совершали с гостями монаха чудесные преображения.

Так шли годы: людской поток к Серафиму не оскудевал, а, наоборот, ширился. Монах еще долгие годы не покидал келью с уже готовым и постоянно напоминающим о бренности гробом в сенях, никак не участвовал во внутримонастырских конфликтах и склоках (а они были!) и отдавал всего себя служению людям. Но ближе к концу жизни инок ступил за пределы кельи, чтобы дать важное духовное повеление. Святой повелел рыть канаву.

Дело в том, что по просьбе Серафима вблизи от Саровского монастыря рядом с Казанской женской общиной была создана Мельничная община (позже обе они сформировали Дивеевский женский монастырь), в которую набирали исключительно не знавших семейной жизни монахинь. Община смогла получить землю под свои нужды, и одинаково заботившийся о духовной жизни мужчин и женщин старец изо всех сил помогал монахиням, и канава должна была стать частью этой помощи.

Согласно житию, указание о ней, как и о Мельничной общине, Серафим получил от Богородицы. Она явилась старцу, поведала новый устав сестринской обители и повелела огородиться от мира канавкой, чтобы никакое зло не смогло перескочить через нее. Сестры копали канавку до последних дней старца, понимая, сколь важное дело завещал им Серафим, и успели. Говорят, что перед тем, как отойти к Господу, старец даже успел прислать сестрам в дар семена цветов для украшения спасительного рва.

Серафим скончался так же, как и жил почти всю жизнь, с молитвой.

Известно, что у старца была особенная привычка: он старался зажечь в келье как можно больше свечек в память о людях, и небольшое помещение было буквально утыкано ими, большими и малыми, толстыми дорогими свечами и маленькими огарками. Другие монахи предупреждали Серафима об опасности пожара, но тот лишь усмехался, мол, пока не помру, не будет пожара, а как помру, вы заметите по дыму. Так и случилось — насельники монастыря заметили дымок, выходящий из-за двери кельи, открыли ее и увидели коленопреклоненного Серафима. Сначала подумали, что старец уснул или ему стало плохо, пытались разбудить и привести в чувство. Тщетно, душа 78-летнего монаха покинула тело.

Но у верующих не принято сильно горевать о смерти праведного человека, тем более такого подвижника, как Серафим Саровский. Он покинул мир, но воссоединился с Богом, и у православных христиан появился еще один заступник на небесах.

Скептики могут не верить в чудеса, происходившие с теми, кто обращался к святому, это их право. Но несомненно то, что тихий праведник Серафим Саровский, молитвенник, аскет и человеколюбец, помогавший всем, кто тянул к нему руки при его жизни, облегчает страдания и наполняет сердца православных радостью и после своей смерти, являясь одним из самых почитаемых русских святых.

Читайте также: